ХIинд попробовала убежать.
Напрасно.
Как и у Иссаакиевского собора ноги шли только в одном направлении – в сторону надвигающегося монстра, и ХIинд застыла на месте, жалея, что пытаясь убежать сделала-таки один шаг вперёд, и понимая одновременно, что не спасёт её ни один шаг назад, ни два шага. Чудовище решило плотно пообедать шестьюдесятями киллограммами её веса.
Вот оно приблизилось настолько, что чётко стала видна шерсть, вся в колтунах и небольшие, но многочисленные мозоли на хвосте.
Вот видны глаза – тысячи глаз, раскиданных по всему туловищу – ненасытных, ненавидящих – и, самое главное, устремлённых в пространство – невидящих, слепых.
Вот видны усы – четыре вертящиеся антенны над пастью – правая антенна вертиться по часовой стрелке, а левая – против часовой стрелки.
Нет, не так. Левая сторона у чудища там, где у ХIинд правая сторона, потому что оно приближается ей навстречу, следовательно антенны вертятся наоборот.
О чём ты думаешь, ХIунайда? Тебя сейчас сожрут..
Она почувствовала на себе жаркое дыхание и тут же глаза прорезал яркий свет. В самолёте включили освещение.
-Тьфу ты.. И так каждую ночь. Точнее не совсем ночь, - поправилась она, посмотрев на часы – подарок Заура на двадцатилетие. – Даже совсем не ночь.
- Уважаемые пассажиры, наш самолёт идёт на посадку в аэропорт города Санкт-Петербурга..
- ХIунайда, - встрепенулась тётя, протирая прядью париковых волос заспанные глаза, - скоро будем дома.
- Дома? – изумилась ХIинд. – Ах да..
Теперь на месяц, а то и больше, захламлённая тётина квартира станет её домом – в котором она одновременно будет гостьей. Долго гостящей гостьей.
- ХIинд. Подними с пола книгу.
Леди Черчилль валялась между их креслами, переплётом вверх, раскидав в разные стороны страницы.
- Сейчас.. – сказал ХIинд и подняла книгу, но не сразу. – Вначале она перевела стрелки часов на два часа вперёд – на российское время.
Теперь они показывали двадцать тридцать.
Двадцать часов тридцать минут вечера второго июня 2009-го года.
11-ое Июня, 2009-го года.
Все пять были хорошо пьяны.
Если бы с ними здесь был Гога, они уже запевали бы Мравал Жамиер – но Гога так и не вернулся – его телефон молчал. На него подумали, что ушёл развлекаться без них, благо, за ним водилось, и сидели молча. Ничего, кроме грузинских песен в пьяном виде они не пели, а без Гоги не знали слов.
Первым молчание прервал Ступа:
- Давайте будем говорить тост!
Ему вяло кивнули. Тосты тоже были обязанностью Гоги.
Ступа пил за Волгу, бездомных собак, позы и все дацаны мира.
Что такое дацаны и позы никто не знал, но уточнять не стали – была расслабленная лень, готовая смениться одурманенной ясностью сознания.
Потом за очерёдность подрались Шахин и Фаррух.
Фара победил за счёт громкого неугомонного голоса, начал так:
- Люди! Я люблю весь мир! Но знайте.. У каждого самого жестокого мужчины есть та, которая заставит его отдать весь мир к ногам крошки.. Для меня эта крошка.. Самая замечательная.. Самая красивая.. Самая добрая.. Самая умная.. Самая чудесная.. – Он замялся, подыскивая русские слова.
- Севуля. – подсказали ему хором, но Фара не обратил внимания.
- Самая ласковая.. Самая нежная.. Самая безгрешная.. Самая святая..
- Сестра, а говоришь о ней, как о..
Его прервали.
Шахин, обиженный тем, что Фара пролез впереди него, от тоста отказался.
Боря пил за спорт.
Шила громко за великие достижения будущего в науке, - шёпотом – и оглядываясь за такие же достижения будущего в псевдо-шоу-бизнесе.
Последним говорил Ганжа. Сидя, он начал издалека.
- Сегодня для меня особенный день. Сегодня я посылаю на.. всю свою прошлую жизнь. Вы спросите – почему сегодня?
- Почему? – спросил кто-то.
- Сегодня я впервые в жизни напился.. Не от горя – а от счастья. Раньше я пил по дурости или чтобы забыться. А теперь первой вещью я пью за то, что у меня впервые в жизни появился друг. Дай руку, Давудбеков!
Шахин, повернувшись – благо сидели рядом, дал руку, чувствуя, как исчезла обида, подмигнул Фарруху напротив.
- Аплодисменты! – сказал Шила и тут же подал пример, хлопнув пару раз в ладоши.
- А второй вещью я пью за то, что я неженат на Айтен, не живу с родителями, сплю в машине и ощущаю себя свободным человеком.
- Айтен это кто? – спросил Настоящий Боря и тут же получил чувствительный щелбан от Шилы. – Я тож в непонятках, но молчи. – шепнул тот ему; Боря кивнул.
Шахин, сам не зная, отчего, почуствовал потребность высказаться.
- Айтен – та, на которой он собирался жениться. Я не говорил тост – но скажу. Я пью за то, что я никогда не женюсь; все бабы – проститутки, дуры или ленивы. Клянусь АллахIом, никогда не женюсь. Только временный брак на пару дней для продления самого меня в виде сына. То, что рассказал мне Ганжа про предательство Айтен – последняя капля и с этой минуты я женоненавистник. Аминь! – Шахин зубами выдернул пробку из едва початой бутылки вина и опустошил её на треть.