Хинд (СИ)

Ноготь мизинца застрял в узкой трещине потрескавшейся краски, с досадой потянула – никак. Выдернула с усилием, обломав край, и наклонилась зло, схватив со стола консервный нож, к подоконнику – хотелось сейчас же содрать противную обмазку.

- Ми-ля-ать. – Отшатнулась, как от прокаженного места, разглядев, выцарапанную наверняка тем же консервным ножом бессмысленную в безнадёжности надпись – Шила.

Опять Шила. Не забыл. – Она посмотрела в коридор, туда, где из комнаты, в которую ушёл «немужик» , не пробивался свет. Что-то похожее на тревогу – тревогу пойманной с курицей в зубах лисицы – проросло на мгновение сквозь плотно окутавший эгоизм. Шила? – этот малюсенький признак неповиновения ей резал железом по всем струнам души – неужели он скучает по старой компании? Шила, Мупа, Бозя – как их там? Классные, очень классные. Так бы и впилась им в горло, душила бы, душила. Ляман вспомнила, как поморщился Шила тогда, во дворе, когда предложила она свои услуги – не за плату предложила, так.

- Ты мне просто понравился. – Сказала сально, жирно, чтобы хотелось утонуть в интонациях.

- Курдючно говоришь. – Её пугала эта леность его речи, эти насмешливые глаза. – Я не беру бесплатно, закрой мышеловку, мышка. – Шахин, я тебя поздравляю. – Сказал он напоследок, и её почудилось, словно последние его слова надо истолковывать по-другому.

Она не видел его с – Ляман всегда считала почти мгновенно – начала ноября. Теперь февраль, и, похоже, можно спать спокойно. Никто не объявлялся – ни классные мужики, ни притворная невинность заграничная. Небось вкалывает там в стриптиз-баре – внушала она Шахину утром, в обед и вечером – стоило заметить на лице его признаки задумчивости. Один раз даже знакомую дальнюю привела, талышку из Абу Даби – та клялась на Къуръане, что вместе жила с ней в одной комнате.

- Я грешная, да, вай Аллах, грешная. Так я честно говорю – мне нравится. Я хочу бордель иметь, делать бизнес. – Отрабатывала она данные её Вюгяром три штуки. – Но я не говорю – не гуляла ни с кем, женись на мне. Я молчу. А она – вай, Аллах, покарай каждого, кто солжёт! Такая гулящая, ну совсем гулящая. От сифилиса лечилась – пускалась знакомая в подробности, хорошо узнанные ей на собственной шкуре. – Голая даже по улице ходила – только плати.

На словах голая Шахин странно оживился, спросил:

- А на спине у ней родинок много?

- Ой много, много. Вся чёрная прям. Не зря говорят – отметины шайтана, - понеслась по накатанному знакомая, но тут «немужик» снова подал голос:

- Самая большая на правой стороне или на левой?

- На левой, ой, на левой. Шайтан всегда на левой помечает. – Сделала неопределённый знак Ляман – дескать, он что у тебя, совсем долбанутый, Ляман довольно кивнула – путём обработан, шарики за ролики закатываются, раз такую чепуху несёт.

- Че-пу-ху, - повторила она задумчиво, выбрасывая сигарету в ночной штиль. По правде, она боялась, что заграничная девка начнёт выискивать Шахина, придёт к ним домой – но ничего такого не происходило. Своих хватает – порешила Ляман, но успокоилась только утопив айфон в унитазе. Это было в середине ноября, исполнился месяц с начала их совместного проживания. Она долго сливала воду, ведром набирая из кухни, обыскала его вещи – выбросила все бумаги, все клочки на которых был записан пусть даже полностью бессмысленный набор цифр. – Бережёного Бог бережёт. На его возмущение, отчаянные поиски, созналась сама, обнимая, прижимаясь максимально нежно.

- Я люблю и боюсь за тебя. Я не переживу, если с тобой что-то случится. Ради меня, ты не должен ни с кем общаться, ради нашей любви..

И повалила его на пол.

Вюгяр приносил виагру, другие всякие средства – она пичкала ими тайком, молясь на достижения химии, а заодно на брата – тот выручал, ой, как выручал. Заявлялся с друзьями, оставался ночевать, хлопал Шахина по плечу, указывая на Ляман пальцем, пел:

- Её нежная походка и красивые глаза..

Друзья поддакивали комплиментами, выпрашивали разрешения поцеловать руку, шуточно дрались – в общем, отрабатывали деньги.

Шахин так и не знал, что Вюгяр доводится ей братом.

Кстати, о деньгах.. Ляман погрустнела необычайно. Ведь если вспомнить, что всё это было устроено ради денег, то..

Не того она хотела.

Не о том мечтала.

Ох, как она мечтала – обложка «Гламура» - она – светская львица Ляман Ганидова – все знают, на улицах узнают. Паппараци, автографы.

Хроника бульварной прессы – Ляман Ганидова скупила весь «Гум» , Ляман Ганидова на приёме у.. любое лицо в аппарате президента.

Она сама – по улицам, бутикам – в Луи Вильтоне, могущая себе позволить всё – и даже больше.

Вай Аллах.

Она решила, что он сказочно богат из-за машины – стоимостью в треть миллиона – из-за отца, связанного с политикой – так и не запомнила, либерал он или единоросс.