Хинд (СИ)

Я так люблю тишину!

И заплакать, заплакать тушью на строчки,

Которые слишком жестоки и холодны –

- Настолько я их люблю,

Что не могу заставить ответить взаимностью.

И так же с людьми!

Поэтому – люблю!

Больно!

Выкрикнув последнее слово, Тамара торжествующе обвела взором кругом.

Широкое чердачное помещение дачи с двускатной крышей, повсюду – пустые бутылки из-под спиртных напитков, паутина с односкатного, со щелями между досок потолка, три старых грязных матраса – два с печатной надписью «УБОП РСФСР» , другой разорван в клочья, без надписи. На «УБОПЕ» развалился Шила – мирное дыхание выдавало сон – глаза были открыты. Остальные сидели, подложив под себя кто какой клочок нашёл. Ступа нашёл не матрасный клочок, а сноп соломы.

- Я не понял, что осенью было, а? – спросил Настоящий Боря, на что Тамара побраговела.

- Это социальное произведение, - сказала она голосом Елены Соловей. – О проблемах общества.

- Чего-чего?

- Томочка, ты прекрасно выступила, Томочка. – Ступа вскочил – сзади остались прилипнувшими светлые травинки и помог Тамаре спуститься с фанерного ящика, служившего трибуной. – Пацаны, Тома прекрасна!

- У тебя сабра на эту канитель как, достаток? – поинтересовался Ганжа у Шахина. Они сидели вплотную на полосатой ткани.

- Да беспонтово.

- Я засекал, она уже третий час выступает. – Ганжа глянул на ролекс, поправился – два часа, сорок две минуты.

- Один хрен.

Шахин в первый раз был с ними – за полгода.

- Идея!

Ганжа подбежал к Ступе – именно подбежал из-за вытянутости чердака, схватил за руки и начал энергично подталкивать в сторону ящика.

- Ступа, прошу, давай, ты! Стихи, читай, свои!

После Тамариного творчества все страшно оживились – даже Шила сонно пробормотал что-то – за общим шумом, неясно что именно.

Ступа не сопротивлялся, пусть даже и для виду – забрался на трибуну и начал. Надувшаяся Тамара ушла в угол, где висел подвешенный на гвоздях гамак.

- Вишня в глазах твоих волною,

Пеленою жгучей в мозг попала мне.

Сердце раскалённое в пустыне безводной,

Как пепел сигареты на немытом окне.

Сравнение было образным и все посмотрели в бок, где из-за грязи не разобрать было – дождь на улице или снег.

- Сиреневое облако мерцающего чего-то,

Твоя походка смутна, но видна.

Пьянящий дым накуренного кислорода –

- Любви безответной жалостная струна.

Пой, моя струна, мой о грешном мире.

Звучи в этом мире, я хочу уйти.

Я уйду навсегда, уйду так далеко,

И самый лучший друг не найдёт.

Аплодисменты.

Устав от «социальных произведений» хлопали долго, искренне, с удовольствием.

- Шукран! – театральным жестом Ступа поклонился, и начал читать другие стихи.

- Напиться бы… – протянул Шахин, подбирая с полу бутылку. – Белый Аист, чё, хороший коньяк?

- Я бы выпил. – Ганжа взял бутылку из рук Шахина, хорошенько потряс, взбаламутив пыль, сказал сокрушённо:

- Ни капли.

- Ещё день здесь и встреча с Иблисом не страшна.

- Даа..

Шли вторые сутки безвылазного торчания под Тверью в домишке, принадлежащим родителям Азиза. Справедливо полагая, что только гений дедукции станет искать Ступу на хате родных мужа сестры завязавшего с криминалом бывшего друга – не друга, приятеля, скорее, Шахин сам предложил это убежище, рассчитывая на более быстрое примирение.

Примирение со всеми.

На удивление лёгким оно оказалось. По правде, ожидал испытательного срока, подозрительных взглядов, вопросов с пристрастием. Но ничего этого не было, лишь Настоящий Боря выразил свои эмоции одним словом:

- Вау!

Его как будто бы ждали.

Подивившись столь странному обстоятельству, Шахин решил не ломать зря голову, списав – не без тайной гордости – хороший приём на сочинительский талант.

- Небось без меня дела хуже пошли. Ведь я не заменим? Не заменим? – спросил у отражения в зеркальной стенке Бориных апартаментов, подавляя голос разума, твердивший, что был бы незаменим – вытащили бы как кутёнка из обьятий Лямы, отмыли б, протрезвили б, заиспользовали.

- Фонограмма незаменима, балбес. А тело любое на сцене попрыгунчиком предстанет. – Сказал тогда Шила, входя.

- Подслушиваешь.. – Это Шахин уже не произнёс вслух, а подумал.

- Чё, брат Шахин? – Шила навалился на него сзади, обнимая за шею, отчего в зеркале отражались две фигуры. – Плачем, долю поём?

- Делишки на воле того – не того. – Попытался отшутиться.

- Сколько волка не вяжи, а он всё равно охотится в стае. Верно?

- Верно. – Согласился Шахин и примерение состоялось окончательное.

Вечером того же дня крали Тамару.

Изначальная идея дышала искромётным юмором и гротеском. Планировалась украсть девушку для Ступы, доставшему в конце концов абсолютно каждого, кому приходилось пользоваться его умением взламывать замки и пароли. Девушкой, за неимением других кандидатур, выбрали Тамару.

- Дурак, и зачем она тебе. Родственники прибьют.

- Хочу чеченку! – твердил Ступа с упрямством, понятным только тому, кто видел зацыклившегося представителя «русских мусульман» . – Хочу!

- Вляпаемся все из-за него в дерьмо.

- Где это видано, где это слыхано, зачем нам проблемы.