Читаем Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были полностью

В первый раз я выбрал путь по берегу, и правильно сделал, потому что ни факела, ни фонарика, ни провожатого негде было взять, а заблудиться или застрять в разветвленном ходами подземелье мне не улыбалось. Да и вообще про пещеру мне никто и не говорил. Когда я все-таки с кем-то прошел там впервые, было, надо сказать, стремно, потому что мы в одном месте чуть не провалились в бездну, а в другом еле пролезли в узкое горлышко, едва не задохнувшись и не застряв. При этом провожатый, бывший комсомольский вожак Воль, рассказывал страшные истории, связанные с этим местом. До этого я был знаком только с очень окультуренными пещерами. Когда после окончания школы попал в Новый Афон, то был на экскурсии в Новоафонскую пещеру, куда сначала везли на вагончиках, а потом водили по большим подземным залам с подсвеченными сталактитами и сталагмитами. Играла музыка, и гид зорко следила, чтобы кто-нибудь не исчез в боковые ответвления, из которых она и сама бы, наверное, не выбралась, потому что рассказывали, что по этим естественным туннелям можно чуть ли не к Эльбрусу добраться. Если, конечно, по дороге не задохнуться и не быть съеденными в каком-нибудь подземном озере бесцветными доисторическими рыбищами…

<p>Дикая жизнь</p>

Жизнь в ущелье была романтичной и по первозданности природы, и по малочисленности и составу обитателей, а также по их вольным нравам. Поня, Воль и Влад играли вечерами на гитаре, Бабушка Удава сводила Влада с ума, я рисовал пейзажи на картонках и камешках и даже продавал их иногда в городе туристам (опять-таки совершенно невиданное и не разрешенное в СССР занятие), а потом писал портрет маслом безрукого профессора аж за 25 рублей, которые он мне любезно предложил. Мне это сильно пригодилось, так как я из-за ограбления в дороге до этого жил на иждивении общества. Там же на пригорке в зарослях рододендрона проводила лето старушка-балерина, у которой была железная кровать под шатром. А в начале следующего ущелья – сказочно красивая пара: хиппи из Москвы, причем парень, которого звали Володей, был этаким улыбчивым гуру и экстрасенсом и когда-то лечил нашу Фри от наркомании. Но в Москве эти полубоги мне потом не попались. Далее, уже ближе к белоснежному кораблю-санаторию ЦК партии в четвертом ущелье, жили две пары системных литовцев, и мы ночью несколько раз ходили к ним в гости, освещая себе тропинку над обрывом, держа в руках светлячков. В одном месте слева от нас отвесная скала метров в десять переливалась светом этих жуков, и это сияние было просто волшебно. Надо сказать, что прибалтийские хиппи хоть и состояли в дружеских отношениях с нами, русскими хиппи, но все же держались несколько особняком, не особо стремясь к нам ездить и осматривать красоты остального Союза. И тут, на море, тоже чаще ходили к ним в гости мы, а они просто задерживались на полчасика у нас по дороге в Пицунду или из нее. Их герлы были очень стройны и грациозны, но по-прибалтийски деловиты. Кажется, все четверо там подтарчивали на героине, так что не удивлюсь, если никого из них уж и в живых-то нет. После того лета и не встречал их больше.

В нашем лагере было три палатки на человек десять, но в одной жили постоянно Машка с Ромашкой, вторая часто пустовала из-за жары, а в третьей держали провизию и посуду. Спали же все вместе в гроте на расстеленных одно к другому одеялах и матрасах так близко к морю, что иногда к ногам докатывались волны.

Через наши ноги с утра переступали все, кто шел берегом из ущелья в ущелье. Надо сказать, что вставали мы поздно, потому что по утренней прохладе все как-то подмерзали, хотя и жались друг к дружке, и старались доспать в начинавшемся тепле, но все же еще до жары. К тому же до грота солнечные лучи доходили не сразу с восходом, а только к полудню, и тогда пекло поднимало уже и последних сонливцев. Впрочем, думаю, похожая ситуация у всех туристов-палаточников и прочих дикарей.

А те, кто шел не низом, а продвигался верхней дорогой, лезли, как я говорил, через космически черную длиннющую двухуровневую пещеру и рисковали при выходе из нее наткнуться на наши «даблы» в окружающих кустах. Причем в паре мест этого тоннеля надо было вставать на коленки, чтобы протиснуться в следующее расширение довольно опасного подземелья, а в двух других пещерный ход раздваивался, в одном вверх и вниз, в другом в сторону, и надо было угадать, в какой лезть, чтобы в кромешной тьме не угодить вглубь и не попасться в лапы к царю горы… Как мы не боялись там лазить, не имея фонарей, сейчас с трудом понимаю. Кажется, брали какие-то зажженные палки-факелы поначалу, а потом привыкли лазить полчаса там на ощупь без какого-либо источника света…

Еще кажется странным, что в туалет надо было забираться наверх и делать свои дела с видом на расположившихся внизу людей. Снизу, конечно, было не видно, но вот я представил, что мог бы случиться ураганный ветер или ливень…

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги