Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

К этому вспомнил одну забавную деталь про Макса Казанского, теперешнего востребованного иконописца. Когда у них с Татьяной родился ребенок, она попросила меня нарисовать какую-нибудь радостную картинку, а то «не могу же я максовские ужасы вешать над кроваткой ребенка!» Я написал розового слона на какой-то холщовой дерюге, натянутой на рамку от предвыборного плаката; такие рамки я по совету одной знакомой художницы навострился тырить с улицы, разбивая стекла и выбрасывая агитки, и натягивать на них холсты. Этот слон до сих пор у меня, я подумал, что папаша сам должен постараться и подучиться что-то радостное рисовать. Кстати говоря, в рисунках почти всех хиппей-любителей на каких-нибудь тетрадных листах больше всего встречаются совершенно чернушные сюжеты отчаяния, страха, измождения и прочего негатива, как я говорил. В школах уже в наше время ученики всех школ, не обращая внимания на уроки, рисовали на последних страницах что-нибудь, часто связанное с рок-музыкой или войнушкой. Так что почеркушечная эта традиция ждет еще своего изучения.

То, что можно было бы назвать политической активностью

Прочитал в апреле 2020 года статью Ирины Гордеевой, молодой исследовательницы молодежной среды, оппозиционной политическому курсу советского государства. Ею подробно рассматриваются Юра Диверсант и группа «Доверие», основанная Батовриным и Шатравкой. Ни с одним из этих троих персонажей я не был знаком, но наслышан с разных сторон. Это были люди, политически созревшие и жаждавшие конкретной деятельности по разрушению той душной, злобной, мстительной, лживой тоталитарной системы, которая нас всех окружала с детства. Круг подобных активистов, инициаторов был крайне мал, и людям, даже уже начавшим оппозиционную деятельность, зачастую было трудно как найти просто единомышленников, столь же решительных, так и наладить контакты с уже известными диссидентами. Поэтому старались рекрутировать в своей среде. В случае с Батовриным и Диверсантом это были волосатые. Но это все была либо совершенно зеленая молодежь, пьяная от эйфории свободы, найденного общения и от своей особости, либо уже потасканная по дуркам, спецприемникам и наркодиспансерам олда, которая держалась своего круга и больше была занята рок-музыкой, семьями с детьми, работенкой и изредка поездками к старым друзьям в другие города. Они все были инфантильными романтиками, отвергающими политику и не способными к ней. Вообще, хиппи свой собственный лозунг «лучше влезть в грязь, чем в политику» плохо понимали. Ведь первоначально под политикой понимали ту «взрослую» политику с интригами, ложью, войнами и несправедливостью, которая была политикой их родителей. И действительно, становиться участниками циничной и жестокой «взрослой» политики было подло и низко. А создавать свою политику они не хотели и не умели.

При этом само их существование было политикой. Бессистемное, никому не подчиняющееся и никем не контролируемое, оно противопоставляло себя иерархичной и упорядоченной системе обыденной жизни всех советских граждан, к тому же довольно военизированной и нацеленной ракетами на весь мир, который априори считался враждебным. Мы же мир считали божьим даром, всех людей братьями и сестрами. Более открытых и дружеских людей в Союзе было, наверное, не сыскать. В этом смысле хиппи как бы противопоставляли Марксу и Ленину Кропоткина и Бакунина. Хотя в жизни их почти никто не читал. Все больше Торо или Нагорную проповедь.