Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были

Видимо, решив взяться всерьез, он стал меня приглашать на заседания группы «Доверие» в квартиры. За три года я побывал в трех разных квартирах этой группы. При этом я старался ничего не подписывать. Мне там многие «доверисты» (самым уважаемым был безногий инвалид Юра Киселев, передвигавшийся на маленькой тележке, отталкиваясь от земли деревяшками) начинали жаловаться на своих руководителей, что те работают только в своих корыстных интересах и к остальным относятся как к балласту. Это мне часами рассказывал один цивильный пожилой человек, бывший боксер и кандидат философских наук, а тогда уже сторож, Саша, а также Нина Коваленко, которые в группе были очень активны, имея лишь одну цель – эмиграцию. Для неевреев это было единственное объединение, нацеленное на выезд, которое власти более-менее терпели.

Потом Рубченко сделал еще одну приманку – добыл для меня с Леной приглашения на вечера культурной программы в резиденцию американского посла Спасо-хаус. Честно говоря, американцы с культурой не парились и попросту показывали фильмы, не очень-то даже интересные. Но потом, после фильма, происходила главная тусня в фойе, где встречались и общались между собой всякие диссидентствующие особы или просто тусовщики. Американцев среди публики практически не было, и я помню только раз, когда один работник посольства задал моему приятелю вопрос. Я там ни с кем не познакомился и ничего интересного, кроме того, что впервые ступил ногой на чужую территорию и поглазел на необычное место, не вынес. Меня за это никто никуда не вызывал, и неприятностей я не имел. Даже упоминаний на работе не было. На тот момент я числился художником в ЖЭКе, и никакого ущерба в карьере подобные оргвыводы мне нанести не могли. Ниже по социальной иерархии стояли только дворники и истопники, в которые я со временем и опустился.

Первым человеком, который называл себя членом протухшего уже к тому времени и почти антикварного НТС[38], была Лариса Чукаева, жена посаженного за политику Саши Чукаева, которого я никогда не видел. Она жила с сыном в одной большой комнате в старом доме на Рязанском проспекте. Я у нее был единственный раз – забирал какие-то антисоветские журналы и в шутку наградил ее дореволюционными медалями «За усердие» и «300 лет династии Романовых» с колодками.

Еще довольно стремными можно было бы считать всякие религиозные увлечения, но у нас они носили очень поверхностный характер, и никто, кроме Огородникова, моего будущего соседа по Зюзинской улице, не пытался устроить из этого конец света. Лучше даже сказать, что, кроме Огородникова, никто огород не городил, или – не сажал на этом огороде опасных огородов… С Огородниковым, с которым меня внешне путали, я познакомился позднее, а примерно в это время я бывал пару раз у раскольничего, умного, но совершенного интригана в церковных делах, из которых он сам не мог выпутаться, священника Владимира Шибаева, который жил около Данилова монастыря. Когда Шибаев выехал сначала в Париж, а потом в Цюрих, он нам писал открытки и письма, а когда мы сами приехали в Цюрих и попросили помочь, он ответил, что нас не знает… Я жалею, что не познакомился с Александром Менем, потому что это был единственный из них светлый, глубоко знающий и способный к обновлению священник. А Огородников все делал для того, чтобы быть известным на Западе и получать ежедневно кипу писем со всех концов света. Он их как медали за доблестный труд показывал, и они стопками лежали у него повсюду дома. У него была красивая боевая подруга-брюнетка, которую никак невозможно было заподозрить хоть в какой-то религиозности и которая, казалось, все происходящее воспринимает как плохо играемый спектакль…

Кстати, как я рассказывал, примерно в это время мы попытались посредством организации церковного прихода открыть церковь XVII века у санатория «Узкое», бывшего имения Трубецких, где скончался крупный религиозный философ Владимир Соловьев, сын известного историка. Как-то с помощью знакомого мента мы с семейством гэдээровских дипломатов Рихтеров прогуливались там по парку, собирая грибы, и осматривали снаружи старый особняк. В послешкольные годы на поле чуть ниже к оврагу я с одноклассниками играл в футбол целыми днями, а вечером, все потные и усталые, мы плюхались в пруд. Потом там же гоняли мяч и с хиппарями – Вяльцевым, Миловидовым, Пуделем, Синоптиком, Щелковским, Максом Левиным, Антоном Семеновым и Кириллом Мининым. Саму церковь снаружи восстановили уже очень давно, и, когда мы переехали с Ленинского проспекта в Коньково, нам она была хорошо видна из окон девятого этажа, с хорошо выбеленными стенами и золотыми куполами. В ней, за решетками окон без стекол, хранились дублетные книги Библиотеки им. Ленина, в частности ценнейшая библиотека Кенигсбергского университета, неизвестно для чего вывезенная из ставшего уже советским города. Книги гибли, сваленные просто на пол и не защищенные от непогоды.