Девушка, шагавшая рядом, остановилась, купила цветов и, вместо того чтобы нести их куда-нибудь, проворно смастерила два венка и надела на голову себе и Пауло. И это вовсе не выглядело смешно или нелепо – это был способ отпраздновать маленькие житейские победы, подобно тому, как греки тысячи лет назад увенчивали своих триумфаторов и героев не золотом, а лавром. Да, эти венки завянут и высохнут, но зато они ничего не весят и не требуют бдительного пригляда – в отличие от венцов королей и королев. Головы у многих прохожих тоже были украшены такими венками, и от этого все становилось еще милей.
Кругом играли на деревянных флейтах, на скрипках, на гитарах и цитрах, и музыкальное разноголосье отчего-то звучало гармонично и совершенно естественно на этой заполненной велосипедами улочке, где, как почти во всем городе, не было деления на пешеходную и проезжую часть, и оттого время на ней то летело, то еле двигалось. Пауло опасался, что быстрота возьмет верх, и этот сон наяву кончится.
Потому что он находился не на улице – а во сне, персонажи которого были, однако, из плоти и крови, говорили на самых разных языках, глядели на его спутницу и восхищенно улыбались ее красоте, а девушка улыбалась им в ответ, и он чувствовал ревность, тотчас сменявшуюся гордостью за то, что она именно его выбрала себе в спутники.
То и дело им предлагали ароматические палочки, браслеты, яркие куртки, сшитые, быть может, в Перу или Боливии, и ему хотелось скупить все это, потому что не в пример тому, как это обычно происходит в магазинах, продавцы улыбались, и не навязывали свой товар, и не обижались на отказ. И, быть может, покупка означала для них еще один день, еще одну ночь в раю, хотя все они, все без исключения, знали, как выживать в этом мире. Пауло же надо было экономить, он тоже должен был научиться жить в этом городе до тех пор, пока не напомнит о себе авиабилет в поясной сумке, говоря, что пришла пора выйти из этого сна и вернуться к действительности.
А действительность время от времени вторгалась в эти улицы и парки, когда он видел столики с фотографиями на щитах, запечатлевшими зверства американцев во Вьетнаме. Чаще всего – генерала, хладнокровно расстреливающего партизана. Просили всего лишь подписать протест, и никто из прохожих не отказывался от этого.
В этот миг он понял, что еще очень далеко до наступления нового Ренессанса, однако он уже грядет, да, он грядет, и эти парни и девушки не забудут своей жизни здесь и по возвращении домой тоже станут апостолами мира и любви. Потому что въяве увидели – возможен и такой мир, где нет места угнетению и ненависти, где мужья не избивают жен, где нет палачей, подвешивающих своих жертв вниз головой и медленно убивающих их…
…Нет, он не потерял своей жажды справедливости – ее попрание продолжало возмущать его – однако нуждался в том, чтобы отдохнуть и подзарядиться новой энергией. Часть своей юности он истратил, умирая от страха – теперь пришло время быть мужественным, не оробеть перед жизнью и перед неведомой дорогой, по которой он шел.
Они вошли в первую из десятков лавочек, где продавались цветастые шали, трубки, сумки и кошельки, какие-то статуэтки в ориентальном вкусе. Пауло купил то, что давно искал – несколько металлических заклепок в форме звезд, чтобы прикрепить к своей куртке по возвращению в хостел.
В городском парке три обнаженные по пояс девушки сидели в позе лотоса, закрыв глаза и обратившись лицом к солнцу, которое должно было вскоре скрыться за горизонтом, а до прихода новой весны оставалось еще целых два времени года. Пауло с особым вниманием рассматривал людей на площади – те, что постарше годами шли на работу или возвращались с нее, не обращая ни малейшего внимания на девичью наготу: здесь это не осуждалось и не каралось, ибо каждый сам хозяин своего тела и поступает с ним, как ему заблагорассудится.
А вокруг роились майки, майки с живыми посланиями надписей, а иногда и с портретами Джими Хендрикса, Джима Моррисона, Дженис Джоплин, но у большинства звучало Возрождение:
Одна надпись особенно привлекла его внимание:
Вот оно. Вот то, чего не выносит система, но мечта непременно одержит верх, причем раньше, чем американцы потерпят поражение во Вьетнаме.