Хиран. Для кого сияет бриллиант. Книга 1 (СИ)

А вот у Аруна были бы все основания, чтобы как следует приложить своего друга физиономией о твердую поверхность. Потому как если бы тот только узнал, какие мысли и образы рождает в нем Хиран, то реакция была бы очевидно. Колин даже немного гордился собой, насколько хорошо он умеет проявлять выдержку.

Если бы сама Хиран знала, как трудно было не протянуть руку и не провести рукой по еще слегка влажным темным волосам, в то время как она увлеченно рассказывала о каких-то гирляндах и сладостях. Она даже не осознавала, насколько невинно и, в тоже время, соблазнительно выглядит в его футболке и, слишком больших для нее, пижамных штанах, пока сидит, подвернув ноги по себя и устроив локоть на спинке дивана, и подпирает ладонью щеку. На ней не было ни одного из тех ее позвякивающих и сверкающих украшений, но Колину все равно казалось, словно Хиран светиться. Она была усталой и расстроенной, но все равно красивой. И голос ее мягкий и тихий посылал жар по его позвоночнику, будто был физически ощутим. Она говорила с акцентом, порой вставляя индийские слова, или выдавая целые фразы на своем языке, даже не замечая этого, но Колин впитывал каждое ее слово.

Он мог представить ее в том саду, что она описывала, или на кухне, с блестящей посудой, всю в той гороховой муке, из которой по ее словам она пыталась приготовить ладу. А еще он почти чувствовал аромат цветов, что Хиран с подругами вплетала в гирлянды. И даже один раз посмотрел на ее пальцы, именно в тот момент, когда она пояснила, что от этого занятия на них остается так много пыльцы, что пчелы так и норовят приземлиться на них. Колин понимал, что с ним твориться какое-то безумие, но остановить это не мог, да и не хотел. Разве можно было его винить в том, что эта индийская принцесса ослепила его, как солнце. И плевать, что его лучи были губительны и могли напрочь сжечь его. В тот момент Колину казалось это благословением. Это было лучше, чем вновь возвращаться в полумрак холодной пещеры, которой ему вдруг показалась собственная жизнь.

А потом наступил конец. И в тот момент, когда Хиран бросилась в объятия Аруна, когда в Колине вдруг всплеснулась злость, он понял, что чертов идиот. Он понимал. Понимал, что реакция Хиран на появление близкого человека не могла быть какой-то иной, тем более в сложившихся обстоятельствах. Осознавал, что, как бы то ни было, они с Аруном близки. И все же неприятное чувство засело за грудиной и не отпускало, пока он сам же, почти грубо, не выпроводил Аруна и Хиран за дверь.

Черт! Ему просто необходимо было остаться одному и прочистить собственные мозги. У него даже было искушение позвонить приятелям или даже Рут. Но понял, что сейчас не в состоянии разыгрывать из себя гостеприимного друга, или пылкого любовника. Поэтому он вывез из гаража, даже не успевший еще остыть мотоцикл, и гнал его, пока от усталости почти перестал разбирать дорогу. А вернувшись домой, упал на диван и заснул. Но прежде, чем его глаза закрылись, он не мог отвести взгляд от, оставленной на столе кружки, из которой пила Хиран. И даже во сне индийская принцесса не давала ему покоя. Она виделась ему в садах, полных экзотических цветом, с руками, испачканными пыльцой, и где-то шумел океан. А еще она пела. И это было самое нескладное пение, которое он слышал и все же желал, чтобы оно не прекращалось.

***

Что могло быть хуже того, чтобы узнать о расторгнутой помолвке? Тишина в трубке телефона. Она знала, что Арун позвонил своим родителям в Индии сегодня утром. И звонок ее отца был лишь вопросом нескольких часов. Она знала, что отец Аруна, уважаемый владелец обширных поместий и тростниковых полей, лично появится на пороге ее отца, чтобы сообщить о расторжении помолвки. И Хиран не могла не вспомнить, с какой гордостью и радостью ее отец принимал в своем доме отца Аруна, в то время как все женщины обоих домов готовились к скорой свадьбе. Но теперь от этой радости не останется и следа. А гордость сменится стыдом.

И вот теперь ее отец, не произнес ни слова с тех пор, как Хиран подняла трубку и тихо произнесла: Благословите, отец»

Если бы она была дома, и не было бы этой разорванной помолвки, то он бы обхватил ее щеки шершавыми сильными ладонями и, наклонившись, коснулся бы поцелуем ее макушки. А она вдохнула бы аромат его старомодного одеколона и табачного дыма.

А сейчас замерла, молясь, чтобы услышать заветное…

— Благословляю, дочка.

Хиран выдохнула. И все продолжала молчать. Но в груди стало легче.