Хиросима

Господин Танимото все еще злился на врачей. Он решил, что лично приведет одного из них в парк Асано — притащит за шиворот, если понадобится. Он пересек реку, прошел мимо синтоистского храма, где накануне ненадолго встретился с женой, и направился к Восточному плацу. Поскольку это место уже давно было обозначено как зона эвакуации, он решил, что найдет там пункт первой помощи. В том, который ему попался, работали армейские медики. Он увидел, что врачи безнадежно перегружены, а на поле среди трупов лежали тысячи раненых. Тем не менее он подошел к одному из военных врачей и укоризненно спросил:

— Почему вы не пришли в парк Асано? Вы там очень нужны.

Не отрываясь от работы, доктор ответил усталым голосом:

— Мой пункт — здесь.

— Но там, на берегу реки, умирают люди.

— Моя первая обязанность, — сказал доктор, — позаботиться о легкораненых.

— Зачем, если на берегу много людей с тяжелыми ранениями?

Доктор перешел к другому пациенту.

— В чрезвычайной ситуации, — сказал он, словно читая инструкцию, — первая задача состоит в том, чтобы помочь как можно большему числу людей и спасти как можно больше жизней. Для тяжелораненых никакой надежды нет. Они умрут. Мы не можем с ними возиться.

— Может быть, с медицинской точки зрения это и правильно, — начал господин Танимото, но тут же перевел взгляд на поле, где мертвые лежали рядом с живыми, и, не закончив фразы, отвернулся, рассердившись на самого себя. Он не знал, что делать, ведь он обещал тем, кто умирал в парке, что пришлет медицинскую помощь. Они могут умереть с чувством, что их предали. Тут он увидел, что на краю поля раздают еду, попросил немного рисовых лепешек с печеньем и понес все это людям в парке — пищу вместо обещанных врачей.

Утро опять выдалось жарким. Отец Кляйнзорге одолжил у кого-то бутылку и чайник и пошел за водой для раненых. Он слышал, что за пределами парка Асано можно достать свежую водопроводную воду. В саду камней ему пришлось перелезать через стволы поваленных сосен, и он понял, что очень слаб. Вокруг было много мертвых. На красивом лунном мосту он прошел мимо обнаженной женщины; она была жива, но обгорела с головы до ног и вся покраснела. У входа в парк работал армейский врач, но единственным лекарством у него был йод, которым он мазал порезы, синяки, ожоги слизистых — вообще всё, и теперь всё это было покрыто гноем. За воротами парка отец Кляйнзорге нашел работающий кран — часть водопровода исчезнувшего дома, — наполнил емкости и отправился назад. Напоив раненых, он снова пошел за водой. Женщина у моста была мертва. Возвращаясь, он заблудился, огибая упавшее дерево, и, пока искал дорогу, услышал из кустов голос: «У тебя есть попить?» Мелькнула военная форма. Думая, что там только один солдат, он подошел. Но, пробравшись сквозь кусты, увидел около 20 человек — всех в одинаково чудовищном состоянии: лица полностью обожжены, глазницы пусты, жидкость из расплавившихся глаз стекала по щекам. (Вероятно, когда взорвалась бомба, их лица были обращены вверх, возможно, они были зенитчиками.) Их рты представляли собой распухшие, покрытые гноем раны, которыми они уже не могли пить даже из носика чайника. Тогда отец Кляйнзорге сделал из высокой травы соломинку и напоил всех водой. Один из них сказал: «Я ничего не вижу». Отец Кляйнзорге ответил как можно более ободряюще: «У входа в парк работает доктор. Сейчас он занят, но очень скоро придет и, я надеюсь, вылечит твои глаза».

С этих пор отцу Кляйнзорге стало неловко вспоминать, как его когда-то мутило при виде чужой боли и как чей-то порезанный палец мог вызвать у него обморок. А тогда, в парке, он был так ошеломлен увиденным, что сразу же после того, как покинул эту ужасную сцену, остановился на тропинке у одного из прудов и стал обсуждать с каким-то человеком, можно ли без вреда для себя съесть жирного полуметрового карпа, который плавал вверх брюхом на поверхности воды. После некоторого раздумья они решили, что делать этого все же не стоит.

Отец Кляйнзорге наполнил чайник и бутылку в третий раз и вернулся на берег реки. Там, среди мертвых и умирающих, он увидел молодую женщину с иголкой и ниткой — она чинила свое слегка порванное кимоно. Отец Кляйнзорге добродушно пошутил: «О, да вы настоящая модница!» Она рассмеялась.

Наконец, почувствовав усталость, отец Кляйнзорге лег. Он заговорил с двумя очаровательными детьми, с которыми познакомился накануне днем, и узнал, что их фамилия Катаока; девочке было 13, а мальчику — пять. Девочка как раз собиралась идти в парикмахерскую, когда упала бомба. Семья направилась в парк Асано, но мать решила вернуться домой — за едой и запасной одеждой; толпа бегущих людей разделила их, и больше мать они не видели. Иногда они резко прекращали веселые игры и начинали плакать по матери.

Детям в парке было трудно выдержать ощущение произошедшей трагедии. Тосио Накамура был очень взволнован, когда увидел друга Сэити Сато, плывущего в лодке вверх по реке вместе с семьей; он выбежал на берег, помахал рукой и закричал:

— Сато! Сато!

Тот повернул голову и крикнул:

— Кто это?

— Накамура.

— Привет, Тосиё!