Хиросима

Девятого августа господин Танимото все еще работал в парке. Он съездил в пригород Усида, где укрылась его жена с друзьями, и взял палатку, которую оставил там до бомбардировки. Он отнес ее в парк и устроил там убежище для раненых, которые не могли двигаться, и тех, кого нельзя было перемещать. Что бы господин Танимото ни делал в парке, он чувствовал, что за ним наблюдает госпожа Камаи — девушка 25 лет, его бывшая соседка, которую в день взрыва он видел с мертвой дочерью на руках. Она держала ее труп четыре дня, хотя уже на второй он начал дурно пахнуть. Однажды господин Танимото присел с ней на какое-то время, и она рассказала, что взрыв похоронил ее под завалами дома вместе с ребенком, привязанным к спине; освободившись, она обнаружила, что ребенок задыхается, а его рот полон грязи. Мизинцем она осторожно вытерла ребенку рот, и какое-то время тот дышал нормально и казался здоровым, а потом внезапно умер. Еще госпожа Камаи говорила, какой замечательный человек ее муж, и снова просила господина Танимото отправиться на его поиски. С тех пор как господин Танимото в первый же день объехал весь город и увидел повсюду чудовищно обгоревших солдат из штаба армии региона Тюгоку, где числился и ее супруг, он понимал, что найти его будет невозможно, даже если он жив, — но, конечно, не сказал ей об этом. Каждый раз при встрече госпожа Камаи спрашивала, нашел ли он ее мужа. Однажды он попытался осторожно намекнуть, что, возможно, пришло время кремировать тело ребенка, но госпожа Камаи только крепче прижала его к себе. Он стал держаться от нее подальше, но всякий раз, когда случайно смотрел на нее, она ловила его взгляд, и в ее глазах был тот же вопрос. Он пытался избегать этого взгляда, стараясь изо всех сил держаться к ней спиной.

Иезуиты разместили около 50 беженцев в изящной капелле при доме. Настоятель оказывал им посильную медицинскую помощь — в основном просто очищая раны от гноя. Каждый из семьи Накамура получил одеяло и москитную сетку. Госпожа Накамура и ее младшая дочь потеряли аппетит и ничего не ели; ее сын и другая дочь ели всю предложенную им пищу, хотя их тут же рвало. Десятого августа к ним пришла подруга, госпожа Осаки, и сказала, что ее сын Хидэо заживо сгорел на заводе. Этот Хидэо был своего рода героем для Тосио, который часто ходил на завод, чтобы посмотреть, как тот работает за станком. В ту ночь Тосио проснулся от собственного крика. Ему снилось, как госпожа Осаки выходит из отверстия в земле со своей семьей, а потом он увидел Хидэо у станка большой машины с ременным приводом, а сам он стоял рядом с Хидэо. Почему-то это сильно напугало его.

Десятого августа отец Кляйнзорге, узнав от кого-то, что доктор Фудзии ранен и сейчас уехал в летний дом своего друга по имени Окума в деревне Фукава, спросил отца Цесьлика, не хочет ли он отправиться и посмотреть, как устроился доктор. Отец Цесьлик добрался до станции Мисаса, расположенной неподалеку от Хиросимы, оттуда 20 минут ехал на поезде, а потом полтора часа шел пешком под жестоко палящим солнцем к дому господина Окумы, который стоял у подножия горы на берегу реки Ота. Доктор Фудзии в кимоно сидел в кресле, прикладывая компресс к сломанной ключице. Он рассказал отцу Цесьлику, что потерял очки и что его очень беспокоят глаза. Он показал священнику большие синие и зеленые синяки в тех местах, где его зажало балками. Он предложил гостю сначала сигарету, а следом и виски, хотя было всего одиннадцать утра. Отец Цесьлик подумал, что доктору Фудзии будет приятно, если он немного выпьет, поэтому согласился. Слуга принес виски Suntory, и все вместе — иезуит, доктор и хозяин дома — мило поболтали. Господин Окума жил на Гавайях и кое-что рассказывал об американцах. Доктор Фудзии немного порассуждал о взрыве. Он сказал, что господин Окума и медсестра побывали на развалинах его больницы и привезли оттуда небольшой сейф, который он перенес в свое бомбоубежище. Там лежали хирургические инструменты, и доктор Фудзии дал отцу Цесьлику несколько пар ножниц и пинцетов для настоятеля дома иезуитов. Отец Цесьлик немного опьянел, и его распирало изнутри одно знание, однако он подождал, пока разговор естественным образом не пойдет о тайне бомбы. Потом он заявил, что секрет ему известен и знает он его из самых надежных источников — от журналиста, который заглянул в дом иезуитов. Бомба была вовсе не бомбой, а чем-то вроде мелкого порошка магния, распыленного одним самолетом над всем городом, который взорвался от соприкосновения с оголенными электропроводами. «Это значит, — сказал доктор Фудзии, вполне удовлетворенный этим объяснением, раз уж информация получена от журналиста, — что такой взрыв можно устроить только в больших городах и только днем, когда трамвайные линии и тому подобное находятся под напряжением».