Примерно через неделю после бомбардировки до Хиросимы дошел смутный и малопонятный слух, что город был разрушен энергией, высвобождающейся в тот момент, когда атомы каким-то образом расщеплялись надвое. Название этого оружия, передаваемое из уст в уста, звучало как «генси бакудан», что можно было перевести как «оригинальная детская бомба». Никто не понимал этого и верил в это объяснение не больше, чем в порошкообразный магний и тому подобное. Из других городов доставляли газеты, но там все еще содержались самые общие формулировки — например, такие, как заявление Domei [16] от 12 августа: «Ничего не остается, как признать огромную мощь этой бесчеловечной бомбы». Но в городе уже работали японские физики с электроскопами Лауритсена и электрометрами Неера [17], и они слишком хорошо понимали, что происходит.
Двенадцатого августа семейство Накамура, все члены которого все еще чувствовали себя нехорошо, отправилось в соседний город Кабе и поселилось у свояченицы госпожи Накамуры. На следующий день госпожа Накамура, хотя она еще недостаточно окрепла, чтобы много ходить, вернулась в Хиросиму — на автомобиле добралась до окраины, а оттуда пошла пешком. Всю неделю, проведенную в доме иезуитов, она беспокоилась о матери, брате и старшей сестре, которые жили в части города, именуемой Фукуро; кроме того, она чувствовала, что что-то странное тянет ее в город — как было с отцом Кляйнзорге. Она обнаружила, что вся ее семья мертва. Тогда она вернулась в Кабе, но увиденное в городе настолько потрясло ее, что в тот вечер она не могла говорить.
В госпитале Красного Креста наконец установился относительный порядок. Доктор Сасаки, вернувшись с отдыха, принялся классифицировать своих пациентов, которые все еще лежали повсюду, даже на лестницах. Персонал постепенно убирал все обломки и мусор. Но самым большим успехом было то, что медсестры и санитары начали убирать трупы. Достойная кремация и погребение были для японцев большей моральной ответственностью, чем надлежащий уход за живыми пациентами. Родственники смогли опознать большинство из тех, кто погиб в день взрыва в больнице и вокруг нее. Начиная со следующего за взрывом дня всякий раз, когда пациент казался уже безнадежным, к его одежде прикрепляли листок с именем. Ликвидаторы трупов выносили тела за территорию, складывали погребальные костры из остатков разрушенных деревянных домов, сжигали их, клали часть пепла в конверты от рентгеновских пластин, помечали конверты именами погибших и с почтением складывали стопками в главном офисе. Через несколько дней конверты целиком заполнили одну из стен этой импровизированной усыпальницы.
Утром 15 августа десятилетний Тосио Накамура, находясь в Кабе, услышал над головой шум самолета. Он выбежал на улицу и профессиональным взглядом определил, что это Б-29.
— Господин Б летит! — крикнул он.
Один из его родственников одернул его:
— Не надоел тебе этот Господин Б?
В вопросе было что-то пророческое. В этот самый момент по радио впервые в истории прозвучал глухой и унылый голос императора Хирохито: «Глубоко поразмыслив над тем, что происходит сегодня в мире, и теми условиями, что сложились сегодня в нашей Империи, мы решили урегулировать сложившуюся ситуацию чрезвычайным способом…»
Госпожа Накамура снова отправилась в город, чтобы забрать немного риса, который она закопала в бомбоубежище, обустроенном соседями. Откопав его, она направилась обратно к Кабе. Совершенно случайно она столкнулась со своей младшей сестрой, которой не было в Хиросиме в день взрыва.
— Ты слышала новости? — спросила сестра.
— Какие?
— Война окончена.
— Не говори глупостей, сестра.
— Но я сама слышала это по радио, — сказала она и добавила шепотом: — Это был голос императора.
— Ох, — сказала госпожа Накамура (это было последней каплей, после которой она была вынуждена отказаться от мысли, что, несмотря на атомную бомбу, у Японии все еще есть шанс выиграть войну). — В таком случае…
Некоторое время спустя в письме к одному американцу господин Танимото так описал события того утра: «В послевоенное время произошло самое удивительное в нашей истории. Наш император при помощи радио говорил непосредственно с нами, простыми японцами. 15 августа нас предупредили, что прозвучит какая-то очень важная новость и все мы должны ее услышать. Поэтому я отправился на железнодорожный вокзал Хиросимы. На развалинах станции установили громкоговоритель. Множество горожан — все они были перевязанные, некоторые опирались на плечи дочерей, а некоторые на костыли из палок — слушали передачу и, когда поняли, что это был император, воскликнули со слезами на глазах: „Какое чудесное благословение, ведь император лично обратился к нам, и мы можем услышать его собственный голос. Мы полностью удовлетворены такой великой жертвой“. Когда они узнали, что война окончена — то есть Япония потерпела поражение, — они, конечно, были глубоко разочарованы, но спокойно последовали велению своего императора, жертвуя собой ради мира во всем мире; так Япония начала свой новый путь».
4
Репей и лебеда [18]