На лестничной площадке под дверью толпились люди в белых халатах. Хирург поздоровался, на него посмотрели вскользь. Он был в дружеских отношениях только с заведующей отделением, где работала Оленька. Звали её Майя Игоревна. Очень суеверная женщина, избалованная и не лишённая обаяния.
— Добрый день, Майя, — проговорил он. — Можно вас на пару слов?
Сосредоточенное лицо женщины потеплело.
— Здравствуй-здравствуй, — сказала она, подходя.
— У тебя есть пара минут?
Взглянув на коллег, она ответила:
— Есть, — и добавила шёпотом. — В конце концов, сами создали проблемы, сами пусть и решают.
В кабинете Майя сняла колпак, поправила иссиня-чёрные кудри и промокнула лоб салфеткой. Хирург спросил:
— И во что же они вляпались?
— Кофе будешь? С конфетами? — поставив электрочайник, она села напротив, закинула ногу за ногу. — Идиоты, что ещё скажешь. Взялись оперировать бандюка какого-то с ножевым ранением, а он возьми да умри. Ладно, если бы сам, так ещё и жена его…
— Жену тоже оперировали?
— Жена была абсолютно здорова… то есть не обследована.
— Н-да, — Хирург забарабанил пальцами по столу. — И что, оба — своей смертью?
— Тёмная история. У обоих — обширный геморрагический инсульт… предполагают, что инсульт.
— А вдруг их убили?
— Очень странный способ убийства. Нет, исключено. Разве что, если яд… Вскрытие покажет.
— И кто же рискнул оперировать?
— Станюкович, кто же ещё. С подачи заведующего, конечно. Станюкович крайним будет, он у всех поперёк горла. Анестезиолог прикинется дурачком: «Чего вы от меня хотите? Моё дело маленькое», а заведующий рискует местом. Хотя, — она на мгновенье умолкла. — Если скажет, что не в курсе, операция проводилась за его спиной… авось и обойдётся.
Грациозно поднявшись, она вынула из буфета чашки, заварила кофе, поставила на стол.
— Это ж надо: оперировать в «травме» реанимационного больного, который наверняка был ранен… Это же уголовное дело!
— Хорошо заплатили, наверное.
— Себе дороже за такое браться, — изящные пальчики развернули конфету.
Отхлебнув из чашки, Хирург сказал:
— Кто же знал, что так случится? Дурно пахнет это дело. Очень дурно.
— Не говори.
— Ничего подозрительного не заметили? Никто подозрительный к покойнику не приходил?
— Не заметили. У них там переполох: больной с белочкой буянит, весь поломанный, никак его на хутор Пятницкого не забрать… Ты угощайся, вот конфеты. О чём задумался?
— О том, что над всеми нами — тень прокурора, — он откусил шоколадное печенье.
— А ты что потерял в наших краях?
— Девочка у вас помогает в перевязочной, Оля. Как она?
— Оленька, — Майя взяла вторую конфету и прокомментировала. — Не могу жить без сладкого. Оленька очень старательная, больные её любят.
— Я о другом. Она перенесла тяжёлую операцию и хочет быть нужной. Она не устаёт? У неё начались приступы головной боли.
— А разве она больна? Не сказала бы, — заведующая провела рукой по волосам. — Невыносимая жара, а ещё этот колпак… ей совсем не сложно, поверь. А что приступы, то, наверное, на погоду. Вчера у нас на Северной ливень был.
Узнав, что его интересовало, Хирург перекинулся с Майей парой дежурных фраз и поспешил откланяться.
Происшедшее не укладывалось в голове. То, что чужак мёртв, конечно, замечательно. Но и жена его мертва! Она тоже чужак? Возможно, переродилась, а если нет? Если нет, то Ольга совершила фатальную ошибку и сегодня-завтра умрёт. Хотелось, чтобы она жила. Он понимал, что ей не помочь, но решил попытаться.
Лёжа на заднем сидении, девушка спала и мирно посапывала. Похоже, ей полегчало. Но всё равно лучше перестраховаться. Повернув ключи зажигания, он повёл машину к нейрохирургии, где договорился с Лисицким определить девушку на сутки в отделение.
Сегодня была та же смена, что и в день, когда Оленьку сюда привезли. Пока она спала, Хирург прохаживался вдоль клумб и курил сигарету за сигаретой. Он поймал себя на мысли, что боится, и страх этот неконтролируемый, в душе нарастает тихая истерика. Ни за одного человека он так не боялся. Разве что за Полковника перед смертью, но тогда была смутная тревога, сейчас же…
— Добрый день, — услышал он и вздрогнул, оборачиваясь.
Это была Светлана Стоянова.
— Что случилось? — спросила она, поднося к губам тонкую сигарету.
— Оленьке стало плохо, пусть сутки побудет у вас, мало ли что.
Светлана сощурилась:
— Удивительно, что она выжила. Но ещё более удивительно, что смогла ходить. Как вы узнали?
— Почувствовал, — сказал он сухо. — А сейчас мне не нравится, что я чувствую.