Хирург возвращается

Ловко вырулив на проезжую часть, Рудольф Сигизмундович прибавляет скорость, и мы быстро мчимся куда-то на юго-запад, в ту часть Карельского района, где мне еще не доводилось бывать. Ехать и в самом деле не очень долго: минут пятнадцать. Всю дорогу водитель, не переставая, весело балагурит, сыплет все больше скабрезными шуточками-прибауточками, пару анекдотов про начальство рассказал и на меня все косится: как отреагирую? Похоже, проверяет. Я еду молча, лишь изредка улыбаюсь из вежливости.

Меня больше занимает вопрос: а куда мы едем? Карельск остается позади через пять минут после старта, и за окном мелькают нестройные ряды деревьев, неогороженные, нераспаханные и незасеянные поля. Еще через пять минут показывается непонятный населенный пункт с покосившимися деревянными домами, рассыпанными как попало по опушке леса. Заборов вокруг них нет.

— Вот, приехали! — торжественно объявляет водитель, когда мы останавливаемся у самого крепкого на вид строения почти в самом центре этого диковинного поселка. — Вот ваш будущий дом.

— Хм! — это все, что я могу произнести, взглянув на свои предполагаемые хоромы.

Длинное здание, смахивающее на дощатый барак времен, наверное, Николая Второго, возвышается на небольшом пригорке. Вокруг него густыми кустами желтеет картофельная ботва. Верх дома сияет новенькой жестяной крышей, маленькие окна над самой землей радуют глаз недавно вставленными запыленными стеклами, свежеструганое крыльцо приятно поскрипывает под ногами.

— Дмитрий Андреевич, проходите сюда! — Завхоз в некоем полупоклоне приглашает меня проследовать вовнутрь, отворяя входную дверь.

— Бог ты мой! — невольно вырывается у меня, когда я спотыкаюсь о груду пустых бутылок, выставленных в длинном коридоре, рассчитанном на две квартиры. Повсюду громоздятся какие-то фанерные ящики, картонные коробки. В дальнем углу стоит огромная деревянная бочка с проржавевшими кольцами — то ли из-под соленых огурцов, то ли из-под квашеной капусты. Пахнет грязными носками, перегаром и чем-то кислым.

На шум падающей стеклотары из левой боковой двери выходит небритый, ханыжного вида мужичок в грязной майке-алкоголичке, черных трениках с пузырями на коленках и погасшим окурком, присохшем в углу беззубого рта.

— Што надо? Хто такие? Шо, тару пришли тырить? — заметно шепелявя, спрашивает он.

— Очень нужны нам твои бутылки! — раздражается Рудольф. — Что ты их выставил на самом пороге?

— Шлушай, а твое какое дело? Хто вы такие?

— Это твой новый сосед, — завхоз многозначительно показывает на меня. — Мы пришли казенную квартиру посмотреть! Не возражаешь?

— Так шмотрите. Мне-то што? — сразу теряет к нам интерес забулдыга. — У меня швое жилье имеетшя. Мы в чужие квартиры не ходим!

— Это хорошо, что не ходишь! — удовлетворенно отвечает завхоз.

— А это что такое? — я указываю на кипу белых бумажек, заткнутых за дверную ручку.

— Квитанции об оплате! — отзывается сосед. — Как Трофимыч помер, царштво ему небешное, так никто квартплату и не вношил. Вот только квитанции и приношят! Ишправно, каждый мешяц!

— А когда он помер? — настораживаюсь я.

— Так когда? — Сосед глубокомысленно трет затылок. — Почитай, энтой жимой, в январе. Шейчаш авгушт? Ну, точно! Он на штарый Новый год перебрал беленькой да и жамерж вот ждешя!

— Где вот «ждешя»? — передразнивает его мой сопровождающий.

— Там, — сосед машет рукой в сторону картофельных грядок, — на шамом огороде. Пяти метров не дотянул до дома! Хороший был человек! Душевный! Вшегда выручал, ешли что! У ваш, кштати, полтинничка не будет? А шошед? Я отдам, не шумлевайшя!

— Так что, — я протягиваю пьянице просимые пятьдесят рублей, — получается, все эти восемь месяцев никто не вносил квартплату?

— Выходит, что так, — довольно кивает тот, рассматривая на свет подаренную купюру. Я строго смотрю на завхоза:

— Как это понимать, Рудольф Сигизмундович?

— Понятия не имею, — тушуется мой провожатый. — Честное слово, ничего про оплату не знаю! Мне только велено вам показать квартиру. Наверное, Михал Михалыч все утрясет. Давайте вовнутрь пройдем?

— Давайте пройдем, раз приехали!

Завхоз достает связку ключей и начинает ковырять в замочной скважине, сменяя ключи по очереди. Промучившись минут десять, он говорит:

— Извините, кина не будет! Похоже, не те ключи прихватил.

— Что же вы так?

— Бывает! А можно и в окно посмотреть! Я весной тут был, как раз рабочие заканчивали ремонт.

— Евро?

— Что евро?

— Евроремонт сделали?

— Нет, какой там евро! Обычный: поклеили обои, покрасили пол, рамы, вставили новые стекла взамен старых. Да Дмитрий Андреевич, вы не сомневайтесь: ремонт хороший сделан!

— Точно, — подтверждает сосед. — А еще тридцаточку не добавите?

— Не добавлю! — с раздражением отвечаю я.

— Ну, пару червонцев? Что вам, жалко? — не унимается пройдоха.

— А может тебе еще и ключ дать от квартиры, где деньги лежат? — смотрю я в его пропитую физиономию.

— Какой ключ? От какой квартиры? — разевает рот враг Ильфа и Петрова.

— Никакой! Рудольф Сигизмундович, поехали отсюда!