Весной 1992 года Подлужные выбрали время и вместе с сыновьями приехали в Среднегорск мирить бабушку и дедушку, которые, по признанию самой Людмилы Михайловны, жили как таракан с дезинфекторшей. Но ради внуков супруги Серебряковы смирили гордыню и не подавали вида, что находится в серьёзном разладе.
Родственники вшестером пообедали в гостиной за большим столом. Посмотрели телевизор. Владимир Арсентьевич и Людмила Михайловна охотно общались с внуками. Поделились новостями с Татьяной и Алексеем. Однако на сближение друг с другом так и не пошли.
Вскоре Серёжа и Мишутка перебрались в детскую комнату, которую бабушка с дедушкой, как и прежде, держали «для них». Женщины удалились на кухню, чтобы приготовить праздничный ужин. И Подлужный остался наедине с тестем.
— Как Людмиле Михайловне работается редактором в книжном издательстве? — завязал диалог зять.
— Переживает. И это, мягко говоря, — отозвался тесть. — Представляешь: рядовой редактор! Но…Сама виновата. Не надо было на всю область гэкачепистов превозносить, за Союз ратовать, а Борис Николаича — хаять. Вот от неё щас все морду и воротят. И, естественно, я не мог её не критикнуть в том злополучном интервью папараццам.
— Прошу покорнейше извинить, Владимир Арсентьевич, — мотивированно затронул более щепетильную и животрепещущую тему Подлужный, — а не это ли причина столь…м-м-м…длительной размолвки между вами и Людмилой Михайловной?
— Ты, Алексей, как всегда, в своём репертуаре, — скривился профессор. — Бесцеремонно бьёшь по живому.
— Тут не до дипломатии, — возразил ему молодой собеседник. — Это волнует даже не столько меня, сколько Танюшу. И, самое главное, нам хочется, чтобы всё было по-прежнему и между вами с Людмилой Михайловной, и между всеми нами.
— Эх-ма, — досадливо закряхтел Серебряков. — Можно подумать, что я не хочу. Видишь ли, мой беспардонный родственничек…Во всём нужна мера. Есть граница, которую не дозволено переступать. Я перед Людой давным-давно извинился за тот телеэпизод…Х-хе, какой слог, а! Ан она требует, чтобы я попросил у неё прощения прилюдно…Люда прилюдно…Х-хе, какой слог, а! То есть, тоже по телевизору. Я, конечно, её понимаю. Ан и меня понять можно: путч есть путч. К тому же, я — ответственный работник облисполкома. И если отказываюсь от своих слов, значит, Горбачёва и Ельцина надо было свергать. На такое я однозначно пойти не могу.
— А если публично сказать, что вы ей приносите извинения как мужчина женщине?
— Алексей, ну ты же — не дурак. Политическая-то подоплёка так и прёт. Это будет шито белыми нитками. Нет, нет и нет…
— Зря! А я бы принародно повинился.
— Я — не ты, — довольно резко отрезал тесть; и перевёл беседу в иную плоскость: — Ну, а как тебе шоковая терапия?
— Вообще-то, «терапия» значит «лечение», — ответил зять. — Но какое это, к чёрту, лечение, если часть народа элементарно вымирает? Ельцин с Гайдаром обещали, что в течение года цены вырастут, максимум, в пять-шесть раз. Со второго января прошло четыре месяца, а цены уже выросли всемеро. До сих пор мороз по коже, едва вспомню, как в январе ко мне ввалилась толпа женщин и давай орать, чтоб я накормил их детей. Едва не побили! И я их понимаю: до Нового года килограмм говядины стоил три-четыре рубля, а сразу после указа — восемьдесят! И это при том, что средняя зарплата в районе составляет триста рублей. А у некоторых и до сотни не дотягивает.
— А что, лучше было, когда при Горбаче торгаши для виду гнали пустые вагоны с товарными накладными на колбасу на Урал, а сам товар поставляли за границу? — поморщившись, перебил его Серебряков. — А сейчас товар — на прилавках.
— В этом плане и спорить не о чем, — не мог не согласиться зять. — Но картина больше напоминает присказку: и сам не ам, и другим не дам. Народ в основе своей сидит на хлебе и на воде. А в результате падения потребительского спроса, спад производства продолжается.
— Правильно, — важно погрозил пальцем кому-то Владимир Арсентьевич (наверное, тому самому народу). — По всем экономическим канонам производство должно достичь дна, в результате чего произойдёт структурная перестройка, выкристаллизуется то, что необходимо для нормальной хозяйственной жизни. А денежная масса, имеющаяся на руках у населения, сбалансируется с товарной массой. И пойдёт бурный рост. Монетаристская политика! Мне представляется, что цены вырастут от стартовых — раз в десять.
— Так ведь вместе с тем и реальная зарплата падает, — не уступал ему Алексей. — Я уже не говорю о том, что в большинстве отраслей она и выплачивается нерегулярно. Честно скажу, я на такую политику не подписывался. Меня так и подмывает плюнуть на всё и немедленно уйти в отставку.
— Что же удерживает? — оживился тесть.