– Эсть у миня зимляк. Норик Назарян. Хароший мужик. Очен! Дирэктор магазинаф «Аметист». Мине памагал. Жене Башмачникаву памагал. Тибе, дарагой, знаю, ни памагал. Нэт.
– Пока нет.
– Паможет, дарагой! Как сваим мами-папи паможет тибе.
– Угу. И что же?
– Эсть у Норика пилмяник – Арминак Сукиасян. Ми его Арик завём. Хароший парен. Папал биду. Палюбил красивую дэвушка Маринэ. Силна палюбил. Ана жинатый. И какой-та нигадяй, панимаэшь, убил ыё. Задушыл. Ариставали Арика. А он ни при дилах. Путаница палучилас.
– Угу. Убийство – штука серьёзная.
– Канэчна сирьёзная.
– А кто его арестовал?
– Падручный у Двигубскый. Якав Иосыфавич хароший чилавек. Ниплахой. Но, панимаэшь, дела видёт маладой следавател. Малчишка. Ат ниво и Якав Иосыфавич заплутал.
– Убийство – штука серьёзная, – озабоченно нахмурился Сясин. – Попусту обещаниями кормить тебя, Левон, не собираюсь. Как приеду в Среднегорск, сразу озадачу кого надо. Да, а кто следователь?
– Какой-та Падлужный-Мадлужный, панимаэшь. Малчишка.
– Ааа…, – протянул Сясин. – Обязательно займусь.
Ладомир Семёнович давно «точил зуб» на Подлужного. Ещё до провокации с Женей Башмачниковым. Раздражал его «малчишка» независимостью суждений, пронафталиненной идейностью, отсутствием должного поклонения перед старшими по должности. Да удобного случая, чтобы «обломать когти» настырному следователишке, никак не предоставлялось. Противостояние Подлужного и Сукиасяна подбросило Сясину как раз ту, обожаемую им «пограничную оказию», на которой можно было широко развернуться и дать острастку дерзкому выскочке. Бесспорно, возникал и известный риск. Минимальный. Но уж он-то, Ладомир Семёнович, с его-то положением и опытом, обойдёт рифы. «Я тебя урою, недоносок, – зловеще шипел Сясин в тиши служебных апартаментов. – Ты предоставь мне незначительный повод, а в вескую причину я его сам раздую. Ты только подари мне ничтожный шанс. Ма-а-а-сенькую-примасенькую зацепку. И я заживо похороню твои прокурорские амбиции. Ишь, в Красносыльск он намылился! Голь перекатная!»
И тут Ладика осенило почти как Пушкина, когда тот писал «Евгения Онегина». Сясин вскочил из высокого чиновничьего кресла и пробормотал: «Как там говорил товарищ Сталин? «Нет человека – нет проблемы».78
Вот-вот. Этого выскочку надо подловить! Нет людей без человеческой гнилятинки. Надо только хорошенько покопаться. И пускай-ка, покопаются те, кому я помог. Долг платежом красен!»Дождливым днём хоронили Энгмара Ивановича Козлова. Он умер от сердечного приступа. Подлужный поспел к выносу тела покойного из дома: под гробом уже протягивали полотенца. В душной квартире тошнотворно пахло не то пирожками, не то ещё чем-то печёным. Помимо родных, близких и знакомых умершего присутствовали немногочисленные представители прокуратуры и партийных органов. В числе последних присутствовал и посланец из Свердловского обкома партии. Когда он появился, родные Козлова зашушукались.
Посланец пристроил венок к гробу, постоял возле покойного, преклонив голову, а потом положил сторублёвую ассигнацию на поднос. Его жест внезапно вызвал истерику у жены Козлова. Она свалилась с табурета на пол, стала бить кулаками по крашеным доскам и причитать, с ненавистью ведьмы вздымая голову в чёрном платке в направлении приезжего: «Это вы! Это вы его убили! Вы! Вы!»
Подлужный, замерший в общей массе незамеченным и никому не нужным незнакомцем, оробело попятился: «А ведь я тоже… как бы, того… приложился, как говорится…»
Вдову бережно подняли родные и увели в дальнюю комнату, утешая её.
Отдав последний долг, Подлужный вышел на улицу с мерзким настроением. Накрапывал мелкий дождик, и ему померещилось, что на лицо упали брызги крови. Словно на палача, махнувшего топором.
Алексей, конечно же, искренне сожалел о случившемся. И всё же, по большому счёту, глубокой скорби он в себе не обнаруживал. Закономерный финал. Произошло то, что и должно было произойти. Как это определяли классики русской литературы: лишний человек? Да, Энгмар Иванович оказался лишним человеком, не принявшим перемен. Именно так. А Подлужный перемены принял, при всей их неоднозначности.
Козлов как личность скончался. Осталась преклонных лет вдова, взрослые дети. Пожалуй, кроме них Козлов, со своим идейным наследием, никому и не был нужен.
На кладбище Алексей не смог поехать: в прокуратуре его заждались неотложные дела.
«После радости – неприятности, по теории вероятности», – так пелось в небезызвестной песенке79
. У Подлужного получилось наоборот. И прежде всего потому, что он не ждал у моря погоды, а свершениями рушил препятствия и возвращал рабочий настрой.Едва отойдя от похорон и встряски у Сясина, Алексей, упрямо сжав губы, на пару с Бойцовым экстренно отвёз материалы уголовного дела (в том числе и немаленькое колесо) в отношении Сукиасяна на экспертизы. А когда друзья вернулись в следовательский кабинет и расположились «на перекус», раздался знаковый телефонный звонок, что поднял ещё выше градус их настроения. Впрочем, обо всём по порядку.