Хирургическая месть

В итоге, когда через неделю Марцио в одиночестве перелетал из Камбоджи в Кению, и в самолете у него появилось время поразмышлять, он с удовлетворением отметил, что аритмия его мучить прекратила, впрочем, как и учащенное дыхание, непроизвольная дрожь вдоль позвоночника, а также навязчивые мысли и тяжелая степень зависимости. Ему показалось, что все симптомы прошли, а сам он за неделю исцелился от недуга, который Арианна назвала «любовью». Марцио больше не нуждался в ней, как в свежем воздухе. А у него была еще целая неделя впереди, чтобы закрепить полученный эффект и окончательно вылечиться. Он доказал себе, что жизнь без ассистентки вполне возможна, а все эти эмоциональные всплески, скорее всего, являлись лишь закономерным результатом стресса, который он в больших дозах получал на своей любимой, но морально тяжелой работе.

За вторую неделю он вымотался еще сильнее, потому что присоединился к команде детских кардиохирургов. После спасения семимесячной малышки, он понял, что вполне способен стать хотя бы помощником своих коллег, ремонтирующих детские сердечки, а заодно поднабраться важного опыта. Может, с непривычки, а может, из-за специфики этой сферы, но вторая неделя оказалась раза в три труднее первой. Но и чувство удовлетворения было сильнее, потому что избавить ребенка от тяжелого недуга и подарить ему нормальную жизнь – это ни с чем несравнимое удовольствие. За неделю они решили десять крайне тяжелых случаев и провели еще около 50 операций, рутинных для них, но таких сложных и важных для жителей стран третьего мира.

Вылетая в направлении родной Италии после двухнедельной волонтерской командировки, Марцио не чувствовал в своем теле ни капли силы, ни единого заряда энергии. В голове не рождалось ни одной «дурацкой», как он их называл, мысли, и он был уверен, что избавился от ненужной любви. А, может, это и не было любовью…

Однако когда в иллюминаторе самолета показался родной сапожок, сердце Марцио отчего-то радостно затрепетало. Ощущение напоминало возвращение к любимой женщине после долгой и мучительно-тоскливой разлуки, хотя он еще ни разу в своей жизни не возвращался к любимой женщине, а потому никак не мог понять эйфорическое состояние, которое неожиданно наполнило его.

Самолет пошел на снижение, и вот уже можно было различить контур синих гор, на фоне которых над Турином горделиво возвышалась Моле Антонеллиана. Ее острый шпиль пронзал вечернее, затянутое тучами небо, и Марцио вдруг понял, что соскучился: по своей цивилизованной, несмотря на все ее дефекты, родине и хорошей жизни. Город лежал перед ним, как на ладони, аккуратный, красивый, спокойный. По серым лентам улиц меж старинных палаццо в центре и многоэтажек на окраине лавировали дорогие и не очень автомобили – их уже можно было хорошо различить внизу. Марцио даже разглядел крошечный желтый трамвай, и ему показалось, что он слышит, как он ритмично стучит колесами по мощеным мостовым.

Марцио задумчиво смотрел на эту мощную постройку, спроектированную Алессандро Антонелли, чтобы стать еврейской синагогой, но в итоге приютившую внутри себя Музей кино, и вспомнил историю этого здания. В частности, тот факт, что Моле два раза обрушивалась, к счастью без жертв, но потом возрождалась. Отчего-то в голову пришло совершенно необъяснимое сравнение со своей собственной жизнью. Двадцать лет назад, когда он окончил лицей, он был разрушен почти до основания, но потом кирпичик за кирпичиком возродился. Месяц назад произошло второе крушение. Марцио теперь понял, что в той борьбе, развернувшейся между ненавистью, принципами добросовестного медика и светлым чувством (которое, впрочем, уже было подавлено), он был сожжен дотла. И вот теперь он осознал, что смог восстановиться, воскреснуть из пепла, как птица феникс.

Пока эта странная аллегория медленно вырисовывалась в его мозгу, покрывало из сизых туч над городом порвалось, и яркий луч вечернего солнца ослепил Марцио так, что он даже зажмурился. Эта вспышка будто олицетворяла собой освобождение от мрака. Марцио мотнул головой, чтобы вернуться в реальность из своих неожиданных аллегоричных размышлений.

Шасси коснулось земли, и, пробежав по взлетно-посадочной полосе, авиалайнер остановился у одного из выходов аэропорта Caselle. Марцио взял свой рюкзак и направился к открытой двери, к которой уже подкатили трап. Ступив на твердую землю, он с наслаждением вдохнул родной воздух и почувствовал себя дома. Неимоверная усталость накрыла его, захотелось поскорее добраться до своей квартиры и упасть на кровать. В общем-то, он так и сделал: превозмог себя, собрал последние силы, чтобы принять душ, а потом плюхнулся в постель и блаженно растянулся на прохладных простынях. Веки моментально закрылись, и уже через минуту дыхание его стало глубоким, а сам он провалился в сон.