Хирургический роман

– Джанкарло, пора уже отпустить это. Столько лет прошло.

– Некоторые вещи невозможно забыть, Франко! Они на всю жизнь капсулой с ядом остаются в сердце!

– Джанкарло, жизнь продолжается…

– Не для всех! – с безысходностью в голосе воскликнул он.

– Это не твоя вина! – убежденно ответил Франко.

– Это моя вина, и мы это уже обсуждали!

– Джанкарло. Это. Не твоя. Вина. Я говорю это не для того, чтобы тебя поддержать. Я говорю это с высоты своего опыта и практики! – настойчиво произнес Франко.

– Ты в анестезиологии ни черта не смыслишь!

– Да ну? – насмешливо спросил Франко. – Анестезия – это ведь сказки бабушки на ночь, нет? Или ты не сказки рассказываешь, а колыбельные поешь?

– Vaffanculo! – послал его Джанкарло, со всей отчаянностью взмахнув рукой.

– Ты не мог ее спасти, у нее просто не выдержало сердце!

– Я не смог ее вывести из сна, это моя вина! – разгорался все сильнее отчаянный огонь в глазах Джанкарло. Воспоминания стремительно затапливали его душу, а он пытался сдержать их натиск и не поддаться чувствам.

Франко исподлобья наблюдал за другом. Он видел, как волна боли закручивает его. Однажды, несколько лет назад, после трагедии, случившейся в жизни анестезиолога, Франко, заметив тревожные сигналы в поведении Джанкарло, заставил его выговориться. Другу было очень плохо. На миг Франко даже показалось, что он видит в глазах Джанкарло отчаянное желание свести счеты с жизнью. Франко не помнил, как сумел вытащить его из той депрессии, но со временем все немного улеглось, а Джанкарло пришел в себя, оброс цинизмом и обзавелся, как казалось окружающим, черствым сердцем, которому чужды любые чувства. И только Франко знал, что под этой оболочкой скрывается смертельно израненная душа. Джанкарло попросил более не поднимать эту тему, и Франко несколько лет не решался возвращаться к ней, прекрасно понимая при этом, что друг закрылся в своей темнице и не видит яркого света. И вот плотина цинизма внезапно дала течь от одного неосторожного слова. И ее надо было срочно останавливать.

Запрокинув назад голову Джанкарло, устремил взор в потолок. Просидев так несколько мгновений, он спрятал лицо в ладонях. Франко подошел к нему, положил руку на плечи друга и произнес проникновенным, но уверенным голосом:

– Это не твоя вина, Джанкарло. Ты ничего не мог сделать. Ты не маг и не волшебник, и, вопреки всем заблуждениям о нашей профессии, увы, не только мы решаем, жить человеку или умереть. И в том случае ни ты, ни остальные врачи не были виноваты, ее сердце не справилось. Как не справились сердца других, которых не было возможности спасти. Иногда мы бессильны. И ты один из нас, – мягко уговаривал Франко, крепче сжав плечо друга. – Верь мне…

Джанкарло замер. Он застыл словно изваяние, широко раскрыв глаза, пронзительно глядя на друга, будто зверек, загнанный в угол. Грудь тяжело вздымалась от прерывистого дыхания, упрямый взгляд из-под сдвинутых бровей горел непримиримым огнем.

– После операции у нее билось сердце. Оно остановилось, когда я выводил ее из наркоза! – он впервые спустя столько лет говорил об этом.

– И что? – так же упрямо смотрел на него Франко. – Что тогда ты предлагаешь делать мне после тех страшных моментов, когда сердце пациента останавливается во время операции?

В глазах Джанкарло появилась растерянность, словно убеждение, которого он придерживался так долго, не замечая его абсурдности, пошатнулось.

– Эти моменты в нашей профессии неизбежны, и в таких случаях мы ничего не можем сделать! Если ты не способен это принять и смириться, то какого черта ты пошел в медицинский, а тем более в анестезиологи?! – продолжал взывать Франко к его разуму.

– Иногда я жалею, что не покончил тогда со всем этим, – хмуро пробурчал Джанкарло, отрешенно глядя перед собой.

– Хорошо, что мне пришла в голову идея пожить у тебя, – сурово посмотрев на друга, произнес Франко, выпрямляясь.

– У тебя выбора не было…

– Почему не было?

– Если у тебя там рухнула вся водопроводная система… – с тем же отрешенным видом, всматриваясь явно куда-то во мрак прошлого, пояснил Джанкарло.

– Моя водопроводная система всегда исправно работала, – усмехнулся Франко.

Джанкарло молчал, но взгляд постепенно стал осмысленным по мере того, как смысл фразы доходил до него. Он нахмурился и воззрился на друга. Казалось, у анестезиолога происходил мучительный процесс переосмысления жизни, от которого дух захватывало. Он даже дышать перестал.

– Что ты… хочешь этим… сказать? – запинаясь, проговорил Джанкарло.

– Что я очень правильно не оставил тебя одного. Ты бы наверняка натворил всяких глупостей, – снисходительно пояснил Франко. – А потом мне пришлось бы вытаскивать тебя с того света.

– Ты хочешь сказать… что… – Джанкарло не мог договорить, не мог найти слов, не мог до конца осознать, что сделал для него Франко. Глаза анестезиолога отчего-то блестели, и зажглась в них сумасшедшая благодарность.

– Теперь я понимаю, почему терплю тебя. И почему все без исключения пациентки в тебя влюбляются, – сказал он, вымученно улыбнувшись.