Вдвоем с Веддой они хватают птицу за крылья и торжественно опускают на палубу. Внутри нее что-то бьется, точно нетерпеливая рука стучится в окно. Точно человек, застрявший во вращающихся дверях, колотит по стеклу, чтобы его выпустили наружу. Знакомое ощущение. Смотрю я на эту птицу, и все постепенно встает на свои места. Хотя бы в чем-то я смыслю!
Опустившись на колени, я внимательно изучаю Соловья. Легкий и компактный, он сделан из какого-то сплава с добавлением пластика. От клюва до хвоста в нем не больше шести дюймов, весит он фунта два, а длинные, в несколько футов, крылья обладают прекрасной гибкостью и могут вращаться в разные стороны.
Голова и туловище детально проработаны. Выглядит очень правдоподобно – во всяком случае, издалека.
Фальшивая птица смотрит на меня своими фальшивыми глазами.
Хотя я впервые вижу подобный аппарат на близком расстоянии, долго ломать голову не приходится: это дрон, и очень недурной. Обычно их делают в виде коптеров с пропеллерами, но перед нами особая модель.
Джик и Ведда стряхивают с себя обличье птиц и снова превращаются в крылатых воительниц в доспехах.
– Вот так выглядит Соловей, – говорит мне Джик. – Если это разведчик, то где остальные? – добавляет она, обращаясь к Ведде.
Обведя взглядом небо, та отвечает:
– Больше никого не видать.
– А остальные знают, что мы тут? – спрашивает Илай. – Его поэтому сюда прислали?
– Скоро узнают, он им напоет, – отвечает Джик.
«Напоет» – не совсем правильный термин. Все дроны подключены к единой сети, и каждый из них сливает туда собранные данные. Следовательно, все, что успел разведать этот Соловей, «знают» и другие. Не сомневаюсь, что за всем этим стоит ШВАБР.
Соловей фокусирует на мне взгляд и щелкает веками. Я мгновенно выхожу из ступора. Э, нет!
Его крылья медленно тянутся к моим плечам, на маховых перьях поблескивают острые лезвия. Я торопливо нашариваю в корпусе крышку, открываю ее и, бегло взглянув на начинку дрона, выдергиваю аккумулятор.
Заметив, как задвигается внутрь микроскопическая шарообразная видеокамера, я закрываю пальцем ее объектив. Я видел кадры, снятые с помощью этих дронов, – яркие цвета, высокое разрешение, рекомендации по оптимальному распределению снарядов. Когда дрон захватывает цель, на экране она отмечается маленьким крестиком. Одно нажатие клавиши – и мишень разлетится на мелкие кусочки.
Я аккуратно вожу пальцами по внутренностям дрона и, нащупав крошечное, но эффективное взрывное устройство, с замиранием сердца обезвреживаю его.
Резервной батареи Соловья хватает лишь на пару дребезжащих нот, будто вырванных из любовной песни.
Но его чары на меня не действуют. Секунду спустя дрон вырубается окончательно.
Я беру в руки маленький жесткий диск. У меня с собой нет никаких инструментов…
– Мы лучше твоего разбираемся в Соловьях, малец, – говорит Джик. – Убили уже не один десяток. Обычно они летают огромными стаями. Это новая разновидность кануров.
– Не называй меня мальцом, – говорю. – Мы с тобой одного возраста.
– Но ты же
– Соловьи – не птицы, а дроны, – объясняю я. – Вместо сердец у них двигатели. Они проигрывают песню Азы и Кару.
– И откуда тебе все это известно?
– Они принадлежат – или принадлежали – ШВАБР. Я, дурак, все гадал, откуда у них такие качественные видеоматериалы? Теперь все понятно: они используют беспилотники, замаскированные под птиц. Песня, которую поют Соловьи, – это запись голосов Азы и Кару. Вот почему она звучит так знакомо. Насчет остального я не уверен. У них появились новые функции, их… их перепрограммировали.
Что-то с этими дронами не ладно. Они не подчиняются законам физики, они будто пропитаны волшебством… Они не просто проигрывают запись – они подключены к живому организму, это слышалось в их песне.
Кто-то поет вместе с ними, а раз теперь они, судя по всему, принадлежат Заль Куэл…
Нетрудно догадаться, кто ими руководит.
ГЛАВА 21
{АЗА}
Птицы поднимают Хейуорд в воздух и, осторожно поддерживая, переносят в одну из кают. Их движения отличаются необычайной плавностью.
Хор поет во весь голос, и ему подпевает крошка-летучая мышь. Вскоре к ним присоединяется цапля, и оба канура усаживаются на груди Хейуорд. Фактура воздуха внезапно меняется.
Они пытаются спасти ее.
Но она человек.
Ее сердце не скошено на один бок, чтобы хватило места для песни.
Хейуорд бьется в конвульсиях. Я хватаю ее за руку, и она крепко стискивает мои пальцы.
Открыв глаза, она находит мое лицо, уголок ее рта приподнимается, и в ее взгляде я вижу Илай, я вижу себя, наших родителей, каждую секунду минувшего года, машину «скорой помощи»… Я понимаю, что она со мной прощается.
Я не позволю ей… не позволю! Она еще не успела познать то, что познала я, насладиться той жизнью, которая была предназначена ей, не мне! Господи… мама с папой, Илай…
НЕТ.
– Ты не умрешь, – говорю я. – Мы еще повоюем вместе!
Но Хейуорд смотрит на меня так, будто находится за тысячу миль. Ее лицо становится все бледнее, кожа – все холоднее, глаза закатываются.
– НЕТ! – кричу я.