Хищник

Я прохожу вдоль стены и упираюсь в ещё одну стену, а затем ещё одну… и ещё. Пространство такое маленькое.

«Черт! Я так глубоко в дерьме. Они собираются убить меня. О, Боже. Я умру. Как они нашли меня? Что я сделала не так?» — наступает паника, побеждая весь здравый смысл. Я чувствую, что подошла к углу, и соскальзываю вниз, пока моя задница не касается пола. Я прижимаюсь спиной к холодной, твёрдой поверхности, пока практически не сливаюсь с ней.

Страх провоцирует темноту потянуться ко мне когтистыми пальцами. Кажется, что время замедлилось и не хватает воздуха.

От осознания всего ужаса ситуации мои внутренности дрожат, а во рту становится сухо.

Секунды переходят в леденящие, наполненные ужасом минуты.

Минуты переползают в нервирующие, страшные часы.

Я не знаю, сколько прошло времени. Не знаю, ночь или день на улице. Я не знаю, кто удерживает меня и почему.

Я не знаю ничего, кроме голого ужаса.

Я прижимаю колени к груди и раскачиваюсь, когда слышу громкий удар по одной из стен. Я взвизгиваю и вжимаюсь ещё сильнее в холодный металл. Что, б**дь, это было?

Я собираюсь пройти все эти стадии. Вначале паника, затем страх. Потом я начну убеждать саму себя, что найду способ сбежать, пока снова не буду спокойна. Гнев придет последним, тогда я начну придумывать способы защитить себя. Пока я полна ярости, я воображаю способы, которыми собираюсь убить того, кто держит меня взаперти.

Я перехожу от чувства жара по всему телу к ознобу за секунды, от истерического плача к простому раскачиванию своего тела, как какой-то сумасшедший человек.

Но сейчас, в отличие от всего, что я чувствовала раньше, — это парализующий страх.

Я продолжаю думать, что любая секунда может быть последней.

Я боюсь, что закончится воздух. Что делать, если меня похоронили, а я даже не знаю этого?

Я постоянно представляю, что умру в этой чёрной дыре, и никто никогда не узнает об этом.

Вдруг я слышу скрежет ключа в двери, а затем свет заливает крошечную комнату. Испуганный визг срывается с моих сухих губ. Я быстро сканирую помещение, прежде чем свет погаснет. Тут только серые стены, серый пол и серый потолок. Это выглядит, как маленькая коробка.

О Боже! Они держат меня в каком-то ящике! Они собираются похоронить меня!

Моя грудь начинает сжиматься, и становится трудно дышать. Я покрываюсь холодным потом, и моё тело начинает ужасно трястись.

Я не хочу так умирать.

Горячие слёзы текут по моим щекам, но я слишком напугана, чтобы их вытирать.

Мужчина, стоящий у двери, просто смотрит на меня, и это до чёртиков пугает. У него неровная бородка и лохматые, тёмные с проседью волосы. Он довольно высокий, с широким торсом и заметным животом, что говорит о том, что мужчина, стоящий передо мной, живёт безбедной жизнью.

Мне требуется время, чтобы узнать его, но когда я это делаю, облегчение накрывает меня, и на мгновение я чувствую слабость и головокружение.

— Мистер Аттридж? — квакаю я, а затем начинаются слёзы.

Я пытаюсь встать, опираясь на стену. Мои ноги дрожат, что угрожает падением в любую секунду.

Раньше мистер Аттридж постоянно приходил к нам домой. Он, папа и дядя Том были очень близки до несчастного случая.

Мужчина хмурится и теперь выглядит далеко не дружелюбно. Момент моего облегчения был недолговечным, слёзы высыхают до того, как страх накрывает меня.

— Кара, — говорит он, когда заходит в комнату. Мужчина закрывает дверь, и я больше не могу его видеть.

Моё сердце колотится, и я вздрагиваю, когда пламя спички на мгновение освещает небольшое пространство. Маленькое пламя заставляет жуткие тени прыгать и танцевать на металлических стенах.

Он закуривает сигарету, а затем всё, что остаётся, это светящийся красный уголёк.

— Представь себе наше удивление, когда мы увидели, как ты идёшь по дороге к бару Иззи. Ты так похожа на свою мать. Пусть земля ей будет пухом, — мужчина затягивается, и уголёк горит ярче, придавая мрачность маленькому помещению.

— Глупо было менять своё имя на имя матери. Ты сделала свои поиски такими лёгкими.

Мистер Аттридж делает ещё одну затяжку, снова освещая лицо страшным красным мерцающим светом.

— Да, это был действительно глупый поступок, — шепчет он, от чего холодный озноб бежит вверх по моему позвоночнику.

— Итак, к несчастью для тебя, у нас есть счёты с твоим отцом, — я слышу его южноафриканский акцент, который давно забыла, слышу, как он плюёт, и не понимаю, почему этот мужчина здесь, почему я здесь.

Я начинаю дрожать, и страх набухает в груди до тех пор, пока не начинает душить.

— Я не понимаю! — кричу я, когда страх становится слишком сильным, чтобы его выносить.

— Я знаю, моя девочка. Мне очень жаль, но именно так обстоят дела. Ты знаешь, как это работает. Дети платят за грехи своих отцов.

Дверь снова открывается, и входят три человека. На мгновение я могу видеть только их силуэты на фоне резкого солнечного света, льющегося позади них. Один из мужчин держит камеру и возится с ней, пока красный индикатор не начинает мигать.

Зачем, нахрен, им нужна камера?

Другие два подходят ближе ко мне, и мой взгляд устремляется к ним.

Стивен! Стивен один из них?