Хищник

Женя впервые попробовала Ирландский крем Бейли, когда изучала историю искусства в Лондоне, и была совершенно очарована. В одном из холодильников за великолепным мраморным баром в гостиной наверняка стояла бутылка. Женя сбросила пальто и клатч на пол вестибюля и соскочила с каблуков, зная, что слуги соберут все ее вещи и аккуратно уберут. Затем она направилась в гостиную, одетая только в свое маленькое красное вечернее платье.

“Где ты была, маленькая шлюха?”

- Слова были невнятными и приправленными злобой. Человек, который произнес эти слова, сидел за стойкой бара в блестящем сером костюме. Рубашка, которая вздулась вокруг бугра его монументального живота, была так туго стянута воротником, что на ней висели слои жира. Несмотря на дорогостоящую серию трансплантаций и применение широкого спектра гелей и спреев, на макушке у него было больше розовой лысины, чем тонких рыжевато-седых волос.

- Добрый вечер, папа. Женя старательно проигнорировал вопрос.

- Я спросил: "Где ты была?" - Виталий Воронов был человеком, известным на всю Россию как Царь-Дровосек за то, что он нажил состояние, рубя деревья и превращая их в бумагу. - Но я знаю ответ: Ты гналась, как сука в течку, за этим костлявым бездельником Сергеем Бурлаевым. Не отрицай этого. Ты пахнешь, как бордель в субботу вечером.”

“А от тебя, папочка мой милый, пахнет, как от жалкого старого пьяницы, который только что набил брюхо самой дешевой картофельной водкой, какую только может найти, - огрызнулась Женя. В тот вечер она выпила ровно столько, чтобы забыть о своей обычной осторожности. - “Ты сидишь в баре, набитом всевозможными модными марками, и все же пьешь эту крестьянскую мочу. Смотри, ты даже держишь его в бумажном пакете, как настоящий мужик! Разве мама не научила тебя пользоваться бокалом?”

“Ты хочешь знать, почему я это пью?- Сказал Воронов, вставая с кремового кожаного барного стула и направляясь к дочери, все еще держа в руке бутылку в коричневом бумажном пакете. “Я пью его, потому что он напоминает мне о старых временах, вот почему. Когда я был беден и рос в квартире, которая не была и половиной . . . нет, даже на четверть меньше этой комнаты. Нас было шестеро, мы втиснулись туда, а мой папа кашлял, когда двадцать лет провел в угольной шахте. Моя мама стирала кровь и Бог знает что еще с простыней в больничной прачечной, а потом часами стояла в очереди, чтобы купить буханку хлеба и пару кочанов капусты, если ей повезет.”

“Да, да, я понимаю, папа. Жизнь была очень тяжелой. Вы должны были работать и бороться за все, что у вас когда-либо было. Бла-бла-бла . . .”

“Не смей так со мной разговаривать, маленькая испорченная сучка!" -крикнул он, заставив ее отшатнуться от его летящей слюны и зловонного запаха спиртного изо рта. “И ты все етще не ответила на мой вопрос.”

Женя повернулась к отцу. - “Если ты действительно хочешь знать, я была в клубе с Сергеем и несколькими друзьями, а потом Сергей привез меня сюда, как джентльмен. Я легонько поцеловала его на ночь, а потом поднялась сюда.”

“Ты лжешь! Ты же с ним трахалась...”

- Нет, не надо! - запротестовала она. А потом она остановилась, словно пораженная каким-то откровением. Она всмотрелась в лицо отца, всмотрелась по-настоящему, а потом расхохоталась. - “О Боже мой! Я ведь только что это поняла! Теперь я знаю, почему ты всю ночь пил, почему ты хочешь знать о моей сексуальной жизни и почему ты всегда говоришь мне, что я шлюха. Я знаю, чего ты хочешь от меня, мой дорогой папочка. Я точно знаю, чего ты хочешь, грязный старый колхозник.”

Воронов шагнул вперед, его лицо исказилось от ярости, и он посмотрел на нее так же, как смотрел бы на человека, с которым собирался драться. - “Ну ладно, шлюха” - прорычал он, - если ты такая умная, если ты так много знаешь со своим причудливым образованием, давай, рассказывай. . . о чем я думаю?”

В Женьке был дьявол, агрессивный, воинственный дух, который шел прямо от отца, которого она так ненавидела, и теперь он овладел ею. Она смотрела прямо на отца, провоцируя его, насмехаясь над ним, сопоставляя его грубое мужское присутствие с женской силой своей молодости, своей красоты, своего тела и своего запаха и мурлыкала: ” Вот что я думаю, милый папа", - Женя снова замолчала, просто чтобы усилить напряжение, а потом произнесла слова, которые навсегда изменят ее жизнь и многие другие. - “Мне кажется, ты ревнуешь меня к Сергею. Ты сам хочешь меня трахнуть.”

Отец ударил ее по лицу ладонью, вложив в удар всю свою огромную силу. Зрение Жени взорвалось болью, и сила удара отбросила ее голову в сторону, увлекая за собой все тело и разрывая мышцы шеи, когда она, вращаясь, упала на пол. Воронов стоял там, где она лежала, постанывая в агонии на полу. Он целился дикими, пьяными пинками ей живот,выкрикивая грязные ругательства. Она свернулась калачиком в позе эмбриона, пытаясь защитить себя.