Хищник

Она понятия не имела, сколько прошло времени, когда сквозь туман полубессознательного состояния, окутавший ее подобно темному плащу, она услышала где-то вдалеке женский голос, кричащий: - "Прекрати пинать ее, ублюдок! Оставь ее в покое!”

Она смутно поняла, что это была ее мать, Марина Воронова. Она чуть не рассмеялась от боли, подумав: "мама пришла посмотреть, как кого-то еще избивают для разнообразия".

Воронов перестал пинать ее ногами и, повернувшись лицом к жене, крикнул: Закрой свой дурацкий рот. Еще одно слово, и ты тоже почувствуешь вкус моего сапога!”

Ее мать кричала ему в ответ: "Я ненавижу тебя, ублюдок, я ненавижу тебя!”

Какие-то рваные обрывки ее собственного инстинкта самосохранения предупреждали Женю, что это ее шанс спастись. Она с трудом поднялась на ноги и отчаянно попыталась бежать.

Ее отец закричал: "Вернись сюда, маленькая шлюха! Ты будешь страдать за то, что сказала обо мне," - но прежде чем он успел догнать ее, он уже кричал в тревоге, когда Марина бросилась к нему, царапая его лицо своими длинными наманикюренными ногтями, зная, что не может надеяться одолеть своего могущественного мужа, но отчаянно пытаясь выиграть время для Жени, чтобы убежать от него.

Женя поплелась обратно в вестибюль, где горничная-филиппинка как раз собирала с пола ее пальто, сумку и туфли.

- Дай мне их!- Крикнула Женя.

Горничная удивленно огляделась по сторонам, но, увидев лицо Жени, пришла в шок. Она молча стояла и смотрела, как из носа Жени хлещет кровь.

- Отдай их мне!- Настаивала Женя, в отчаянии повышая голос, когда она выхватила все у перепуганной служанки и помчалась к двери лифта. Она постучала по кнопке правой рукой, в которой сжимала ремешки туфель на лодыжках.

“Ну же, ну же! - взмолилась Женя. Она слышала, как мать рыдает в гостиной, а отец кричит: "Я иду за тобой, Евгения! Ты от меня никуда не денешься!”

Не осмеливаясь обернуться, она услышала, как его шаги застучали по мраморному полу. Где же этот чертов лифт?

“Я собираюсь разбить твой лживый рот. Я собираюсь сломать тебе челюсти, чтобы они никогда не смогли снова собраться вместе. Я размозжу тебе лицо так, что ни один мужчина больше никогда на тебя не посмотрит...”

Потом лифт звякнул, дверь открылась, и Женя чуть не бросилась в него, снова и снова нажимая кнопку -“двери закрыты".

Она оглянулась и увидела, что отец стоит всего в нескольких шагах от нее, заполняя все ее поле зрения.

Двери начали закрываться. Воронов протиснулся между ними, раздвигая их голыми руками.

Женя ударила его каблуком ботинка, обрушив его на тыльную сторону правой руки. Воронов взвыл от боли. - Он отдернул руки. Двери закрылись, и лифт стремительно покатился вниз по шахте, унося Женю в безопасное место.

В крошечной вечерней сумочке у нее не было ни ключей от машины, ни внутреннего паспорта, необходимого почти для любой официальной сделки в России, ни даже водительских прав: только губная помада, несколько салфеток, пачка с десятком "Мальборо Лайтс", миниатюрная дорожная сумочка с черной карточкой "Амекс" и пятью тысячами рублей наличными и, наконец, самое главное, мобильный телефон.

Женя закрыла сумку, накинула пальто и снова надела туфли. Только когда она выпрямилась, то увидела свое отражение в стене лифта. Ее левый глаз казался опухшим и распухшим, как и скула, которая уже начинала краснеть от безобразного синяка. Из одной ее ноздри текла кровь. Она вдруг поняла, что у нее болит шея и что даже малейшее движение головы вызывает пронзительную боль в напряженных мышцах и связках. Она чувствовала себя больной и дезориентированной, и когда лифт достиг первого этажа и двери открылись, Женьке потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и собраться с духом, чтобы выйти в приемную.

Следующие несколько часов прошли в полубессознательном состоянии, когда она снова и снова звонила Сергею, не получая ответа, оставляя бесконечные сообщения, умоляя его прийти и спасти ее, а затем в недоумении смотрела, когда он наконец написал ей: - "Твой отец звонил моему. Мы никогда больше не сможем разговаривать. С.”

Она бродила по улицам, удивляясь, почему отец не пришел за ней или не послал своих охранников, чтобы схватить ее, только медленно понимая, что он выбрал другую, более жестокую форму возмездия, когда один друг за другим поворачивались к ней спиной. Царь-Дровосек дал слово своим собратьям - олигархам, призывая к благосклонности или угрожая, как того требовал каждый из них, но всегда стараясь, чтобы они получили одно и то же сообщение: его дочь -не человек, и никто не должен иметь с ней ничего общего, пока она не приползет домой и не попросит у него прощения.