– Я слышал, на тебя напали. Все хорошо?
Морана приподняла брови, хотя его беспокойство тоже казалось настоящим. А потом она вспомнила слова Амары о том, что эти двое мужчин с трепетом относились к женщинам.
Она снова кивнула.
– Нормально. Но завтра мне будет нужна моя машина.
Данте улыбнулся.
– Тристан уже договорился о ремонте.
От удивления Морана подняла брови почти до линии роста волос и повернулась к нему.
– Ты договорился?
Тристан Кейн пропустил ее слова мимо ушей, глядя на Данте.
– Мне собираться?
– Да.
Еще один безмолвный обмен взглядами.
Тристан Кейн кивнул, обошел кухонный островок и направился к лестнице.
Данте повернулся к Моране с искренним беспокойством в темных глазах.
– Моя квартира двумя этажами ниже. Знаю, ты говорила, что не хочешь с ним работать, так что можешь переночевать там, если пожелаешь. Меня не будет дома, и квартира свободна.
Не успев ответить, она увидела, как Тристан Кейн остановился на лестнице, напрягшись всем телом, и повернулся к Данте с холодным взглядом.
– Она останется здесь, – прорычал он.
Морана удивленно моргнула от резкости в его голосе. От нее по телу пробежала дрожь. Она думала, что он был бы рад от нее избавиться.
Стоящий рядом с Мораной Данте ответил ему, сунув руку в карман:
– Так будет лучше. Ты вернешься сегодня, а я нет. Она может с комфортом расположиться там до утра.
Тристан Кейн не сводил глаз со своего брата по крови, и они снова обменялись многозначительными взглядами.
– Тристан… – начал Данте слегка встревоженным тоном. – Не…
Тристан Кейн посмотрел на Морану, и от силы его взгляда у нее перехватило дыхание.
– Сегодня тебе ничто не угрожает, – уверенно сказал он. – Оставайся.
Но не успела Морана даже глазом моргнуть, а тем более обдумать его слова, как он ушел.
А она осталась сидеть на том же месте, что и несколько минут назад, совершенно сбитая с толку.
Дождь.
Капли били по стеклу в мелодичной, меланхоличной симфонии. В звуке дождя было что-то такое, от чего у нее щемило в груди.
Морана лежала, свернувшись калачиком, слушала стук капель дождя по стеклу и испытывала всеобъемлющее желание почувствовать и увидеть их.
Она была совсем одна. В комнате. В квартире. В своей жизни.
Сглотнув, она встала с кровати и неспешно пошла через темную комнату к двери, отчего-то ощущая тяжесть в груди. Открыв дверь, Морана выглянула в погруженную во мрак гостиную и бесшумно подошла к стеклянной стене, которая с непостижимой силой ее манила.
Слабый свет с улицы сочился сквозь стену, словно эфир. Морана подходила все ближе и ближе к стеклу, наблюдая, как капли дождя ударяются об него и стекают вниз.
Морана остановилась в шаге от стены и увидела, как стекло медленно запотело от ее дыхания, а потом снова стало прозрачным. Тяжелые тучи заполонили ночное небо, справа поблескивали огни города, будто драгоценные камни среди обсидиана, а с левой стороны, покуда хватало глаз, простиралось море, бушующее во власти бури.
Морана стояла, упиваясь видом, и в горле встал ком.
Она еще никогда так не любовалась дождем. Никогда не ощущала такой свободы перед своим взором. Вид из ее окна ограничивался стриженой лужайкой и высоким забором, за которым ничего не было видно. Морана почувствовала, как руки тянутся, будто по собственной воле, а в сердце поселилась сильная потребность в том, чего она никогда не сможет иметь, в том, в чем она неведомо для самой себя нуждалась.
Ее ладонь замерла в паре сантиметров от стекла, сердце обливалось кровью. Морана медленно прижала ладони к стеклянной стене. Почувствовала ее твердость и прохладу. Она долго стояла там, изнывая от боли, и только стеклянная стена отделяла ее от неминуемой смерти. Она наблюдала город таким, каким не видела никогда прежде. Город, в котором прожила всю жизнь, город, который по-прежнему был ей чужим.
Проведя ладонями по стене, Морана осела перед ней на пол, скрестила ноги и наклонилась вперед, а стекло то и дело запотевало от ее дыхания.
В небе прогремел гром, вспышка молнии озарила все ослепительным белым светом и угасла. Капли дождя в унисон стучали по стеклу, пытаясь пробить его, словно пули; пытаясь добраться до Мораны, но тщетно. Она сидела за стеной, жаждая почувствовать эти капли на коже, жаждая, чтобы они обожгли ее, но тщетно. Не к этому ли сводилась ее жизнь? К тому, чтобы страстно желать того, чего не могла достичь, пока все, что само пыталось пробраться к ней, натыкалось на стену. На стеклянную стену. Она видела все, прекрасно знала, что упускала, но сохраняла бдительность, хотя стекло не могло разбиться. Потому что, как и сейчас, разбить стекло означало умереть.
И в последнее время Морана задумывалась, что, возможно, оно того стоило.
Губы задрожали, и, прижимая ладони к стеклу, она увидела, как слезы капали с неба и в поражении стекали по стене, а потом почувствовала, как и у нее из глаз скатилась слезинка.
А потом ощутила его присутствие в комнате.