Хищник

Ей стоило отвернуться и встать. Она знала, что ей точно не следует поворачиваться к нему спиной, оказываться уязвимой. Но в это мгновение она не могла заставить себя оторвать взгляд от вида за окном, а ладони от стекла. Она не могла заставить себя напрячься.

Она устала. Была измотана до глубины души.

А его слова о том, что ей не причинят вреда, подсказывали, что так и будет. Она повидала достаточно лжецов в своей жизни, чтобы отличить того, кто им не являлся. Тристан Кейн не скрывал свою ненависть к ней, и это, напротив, подсказывало Моране, что сейчас она могла верить ему на слово.

Поэтому она не стала напрягаться, не обернулась, а просто ждала, когда он уйдет.

Затылок покалывало от его взгляда, и Морана почувствовала, что он пошевелился. Она сама не знала, как поняла это. Он не издал ни звука, ступая по полу совершенно бесшумно. Но она знала, что он пошевелился.

Морана сидела в тишине и краем глаза заметила его ноги.

Она не стала поднимать взгляд. Он не стал смотреть на нее. Никто не нарушил тишину.

Морана неотрывно глядела на капли дождя, а ее сердце забилось быстрее, когда Тристан Кейн сел в полуметре от нее, скрестив ноги, и посмотрел вдаль.

Она покосилась на него и заметила, как расстегнутая рубашка обнажает полоску кожи, которую она уже видела раньше. Он уперся ладонями в пол и откинулся на руки.

Морана увидела небольшой шрам и почувствовала, как у нее защемило сердце. При всей несправедливости, которая выпадала на долю женщин, она никогда не задумывалась всерьез, каково приходилось мужчинам в их мире. Она знала, что две конечные цели – это власть и выживание, но никогда не задавалась вопросом, какова их цена. Были ли его шрамы привычным явлением или аномалией, как и он сам? Были ли они платой за это несоответствие норме в семье, где превыше всего ценилась кровь? Сколько из этих шрамов нанесли враги? А сколько достались ему от рук семьи? Были ли они расплатой за то, чего ему удалось добиться в этом мире? Как все это сказывалось на мужчинах? Не потому ли большинство из них вели себя так отстраненно? Потому что это стало единственным способом справиться с болью? Это и произошло с ее отцом? Он стал отстраненным, потому что именно так справлялся всю жизнь, чтобы сохранить свою власть?

Вопросы засели у нее в голове, а вместе с ними и воспоминания о шрамах, которые она увидела на теле сидящего рядом мужчины. Пускай Морана ненавидела его, но она уважала силу. А его тело, как она осознала, было не просто оружием. Оно было храмом силы. Хранилищем историй о выживании, обо всем, что она не могла постичь в этом ужасно уродливом мире.

Морана подумала об Амаре, о пытках, что она терпела на протяжении нескольких дней от рук врагов, и поняла, как же ей самой повезло по сравнению с этой отважной женщиной. Морану никогда не похищали, не пытали, не насиловали, как многих других женщин в их мире. И она задумалась почему. Все из-за ее отца? Или по какой-то другой причине?

– Моя сестра любила дождь.

Слова, произнесенные тихим, хриплым, грубым голосом, ворвались в ее мысли.

А потом отложились в сознании и ошеломили ее. Не только потому, что он поделился с ней чем-то настолько личным, а из-за бесконечной любви, которую она услышала в его голосе.

Морана думала, что он не способен ни к кому испытывать такую любовь. И это потрясло ее. Она не стала поворачиваться и смотреть на него, не бросила в его сторону даже мимолетного взгляда, а он не смотрел на нее. Но она прижала руки к стеклу под натиском удивления от его слов, пусть они и сбивали ее с толку.

Морана сглотнула, а ее сердце заколотилось быстрее.

– Я не знала, что у тебя есть сестра, – произнесла она так же тихо, не сводя глаз с вида за окном.

Тишина.

– Больше нет.

И снова этот ровный тон. Но Морана ему не верила. Она распознала в нем тепло, распознала любовь. Даже Тристану Кейну было не под силу так быстро вновь стать отрешенным. Но по какой-то причине она не стала ему на это указывать.

Они сидели в полной темноте, глядя на небо, город и море, на быстрые капли дождя, которые падали в унисон со стуком их сердец. Наступившая между ними тишина не была ни тяжелой, ни хрупкой. Просто тишина. Морана не знала, что и думать.

– Моя мать любила дождь, – сказала она, не подумав.

Тишина.

– Я думал, у тебя есть мать.

В горле встал уже привычный ком.

– Больше нет.

Она почувствовала на себе его взгляд, повернула голову и посмотрела в глубокие голубые глаза. В них вновь промелькнуло что-то мрачное, и он отвернулся.

Морана сглотнула.

– Почему ты захотел, чтобы я осталась здесь?

Он сидел рядом, не напрягаясь, не глядя на нее. Тишина.

– Данте прав. Там мне было бы безопасно и комфортно, – еле слышно произнесла Морана.

– Здесь тебе тоже безопасно и комфортно, – ответил он так же тихо, но его слова были полны смысла.

– На эту ночь.

– На эту ночь.

Сидя всего в метре от него, Морана вновь посмотрела в окно, глядела на потоки дождя, слушала, как он бьет по стеклу.