Он был единственным, кто смотрел ей в лицо без сострадания и печали. Кто воспринимал ее такой, какая есть, не испытывая — во всяком случае, так представлялось — никакого особого неудобства, то есть без ущерба своему эстетическому чувству.
— Тем не менее, полагаю, что ум твой все-таки более женский, чем мужской, хотя ты и умнее абсолютного большинства мужчин. Быть женщиной не оскорбление, Дари. Вот, что я хотел сказать.
— Я не женщина, — возразила Дарья. — Я урод.
— Одно другому не мешает, — отмахнулся Марк и достал из внутреннего кармана пиджака маленькую серебряную фляжку. — Ты инвалид, Дари. С этим не поспоришь, но ты женщина-инвалид. Это тоже факт.
Он отвинтил крышечку и сделал маленький глоток.
— Очень крепкий напиток… Почти 90 градусов.
— Спирт? — спросила она.
— Нет, но по содержанию близок к тому, чтобы быть им. Шдэрх.
— Что? — не поняла Дарья.
— Этот напиток называется Шдэрх, — объяснил Марк. — Это не по-русски, а в переводе что-то вроде «Грозового перевала». Да, пожалуй, так и есть — «Грозовой перевал».
— Где? — ей трудно было произносить длинные фразы, и везде, где возможно, она ограничивалась короткими.
— Далеко, — вздохнул Марк, пряча фляжку в карман. — Ты не знаешь.
Такое возникало иногда в их беседах. Они набредали на тему, которая была Марку неприятна, или, что случалось чаще, он просто не хотел объяснять нечто, связанное с его прошлым. А оно у Марка было, надо полагать, ой какое непростое. Это Дарья знала наверняка. «Чувствовала». Хотя и не смогла бы, наверное, облечь это «знание» и это «чувство» в слова.
— Чувствуешь? — неожиданно спросил Марк.
Врать не хотелось. Хотелось говорить правду.
— Да.
— Ну, и что ты там «увидала»?
— Не знаю… словами… не объяснить.
— Попробуй! — сказал мягко, но по ощущениям, как если бы отдал приказ. Не ослушаешься, не убежишь.
— Две луны… — она смотрела на него с мольбой, ожидая если не похвалы, то хотя бы уверения, что не сошла с ума.
— Точно, — кивнул он после короткой паузы. — Две луны над тихой водой… «Сладкие воды»… У тебя, Дари, не только интеллект. У тебя еще и Дар. Талант немереный. Вот какое дело.
— Все зря…
— Как знать…
Дарья очнулась, когда вода остыла. Сидела голая в просторной мраморной ванне, наполненной едва теплой водой, и держала в одной руке окурок папиросы, а в другой — пустой стакан. Бутылка старки успела опустеть, а когда и как это случилось, не вспоминалось, да и вспоминать не хотелось.
«Могла и утопнуть…» — но смерть отчего-то не пугала.
Дарья нехотя вылезла из воды, накинула на плечи махровый халат и вышла из ванной. Часы на каминной полке показывали «четверть десятого». Если сразу же одеться и, не мешкая, приказать портье кликнуть извозчика, вполне можно успеть к десяти на Фурштатскую, и даже не запыхаться.