Теперь, глядя на полностью раздетого Тора, я решил, что его пышные приподнятые груди, возможно, чуть полнее моих, а ареолы вокруг сосков больше, темнее и более женственные. Пупок Тора был таким же глубоким и незаметным, как и у меня; лобок был покрыт более курчавыми волосами и имел более ярко выраженную дельтовидную форму. Я не мог сравнить наши ягодицы, потому что никогда не видел своих собственных, но надеялся, что и мои такие же твердые, такого же персикового цвета и так же мило очерчены. Мужской орган Тора в этот момент стоял, словно приглашая обследовать его, но был короче и толще моего в состоянии возбуждения — я мог бы сказать, что он был плотным и больше походил на сильно выросшие женские гениталии — и скорее был направлен вперед, а не вверх. За ним не было мошонки с яичками, а только раздвоенный мешочек, как и у меня, у Тора он в этот момент слегка выпячивался и был приоткрыт, словно губы, раскрытые для поцелуя…
Теперь и я был раздет тоже и, конечно же, демонстрировал такие же признаки возбуждения, но Тор восхищенно смотрел только на мою шею.
— Я так рад, что у тебя есть ожерелье Венеры.
— Что?
— Тебе не сказали, что оно у тебя есть? Ты не заметил у меня такого?
— У меня нет ничего подобного. Всего лишь гусиная кожа от возбуждения. Я не знаю, что такое ожерелье Венеры.
— Это небольшая складка, которая окружает твою шею, вот здесь. — Тор проследил ее кончиком пальца, заставив мою кожу сморщиться. — У мужчин его нет, только у некоторых женщин. И по крайней мере, у нас, двух счастливых маннамави. Это не морщина, потому что она становится видна еще в детском возрасте, задолго до того, как девочка заслужит ее.
— Что значит — заслужит?
— Ожерелье Венеры — это некий знак непомерного аппетита в плотских утехах. Разве ты не видел женщин, которые носят ленту на шее, вот здесь? Они из целомудрия стараются скрыть это, — рассмеялся Тор, — или, наоборот, притворяются, что у них есть такое ожерелье.
Хотя я не заметил у нас похожих ожерелий Венеры, однако мне сразу бросилось в глаза одно различие между нами. На моем собственном теле были только обычные метки от прошлых несчастий — маленький шрам, который разделил левую бровь (это меня когда-то давно ударил дубиной тот крестьянин-бургунд), крестообразный шрам на правой руке (в том месте, где Теодорих вырезал след змеиного укуса). А вот верхняя часть спины Тора, между лопатками, была изуродована настоящим отвратительным шрамом. Он был ослепительно белым, кривым и таким старым, что Тор, должно быть, приобрел его еще в детстве. Шрам этот был размером с мою ладонь и вряд ли возник в результате несчастного случая, потому что по форме напоминал стиснутый крест: его четыре луча представляли собой молот бога Тора в круге. Мне было больно даже смотреть на шрам, я словно бы ощущал обжигающую боль, представляя, как его вырезали или выжигали на нежной детской коже Тора.
Я спросил:
— Как ты получил этот шрам?
— Это память о моем самом первом любовнике-мужчине, — ответил Тор беззаботно, словно все это не имело никакого значения. — Я был тогда еще очень молод и не отличался постоянством. А он был страшно ревнив и не умел прощать. Вот и поставил мне, так сказать, позорное клеймо.
— Почему же любовник отметил тебя жреческим крестом?
Он беспечно пожал плечами:
— Из иронии, полагаю. Потому что молот Тора, который вешают над новобрачными, обеспечивает верность. Но я стараюсь извлечь выгоду из всего, что попадается у меня на пути. Этот шрам навел меня на мысль взять имя Тор в качестве моего мужского имени.
— Да, кстати, ты сказал, что твое женское имя — Геновефа. Как долго ты его носишь?
— Сколько себя помню. Монашки дали мне его в младенчестве. Они назвали меня так в честь королевы, супруги великого воина-визигота Алариха.
— Интересно, — заметил я. — Я получил свои имена по-другому. Мужское имя Торн я ношу с детства, а позднее сам выбрал себе женское имя Веледа.
Тор одарил меня приглашающей улыбкой и интимной лаской.
— Ты нервничаешь, Торн-Веледа? Поэтому ты продолжаешь говорить? Успокойся! Эта ночь наконец наступила. Вот и все! Давай ляжем и проверим то, что обещает нам ожерелье Венеры.
Мы легли, и я сказал, слегка дрожа:
— Я думал, что опытен и мудр. Но это… такое со мной в первый раз…
— Акх, для меня это тоже впервые. И vai! Насколько я знаю, подобное, может быть, вообще происходит впервые в человеческой истории. Итак… в этот первый раз… кем мы будем? Ты будешь Торном или Веледой? А кем мне быть — Тором или Геновефой?
— Я… честно, я даже не знаю, с чего начать…
— Давай обнимем друг друга и начнем с поцелуев, а затем просто посмотрим, что произойдет…
Мы совсем недолго занимались этим, пока один из нас, не помню кто, не рассмеялся тихонько и не пробормотал:
— Это довольно трудно — прижимать тебя к себе так крепко, как мне бы хотелось.
— Да. Что-то мешает.
— На самом деле мешают две вещи.
— Они жаждут получить удовлетворение.
— И очень настойчиво, не так ли?
— Мы должны угодить по крайней мере одному из них.
— Да. Этому. Твоему.
— Да… А-а-х…