Хищник цвета ночи

Пока одна рука продолжала поглаживать лоно, другая накрыла грудь, задирая сорочку еще выше, и сжала чувствительное полушарие.

— Как же ты вкусно пахнешь, шаери. Ты меня с ума сводишь… Не могу больше ждать. Скажи, что хочешь меня… Скажи! — он требовал, злился и я едва не вскрикнула вновь, ощущая прикосновения его зубов.

— Ты… что?

Господи, он что обновил метку?

Страсть никуда не делась, как и желание, но сейчас самой главной эмоцией был шок. Я кубарем слетела с кровати, прижимая руку к шее, окрашивая пальцы в капельках крови. Хорошо хоть её было немного.

Он снова меня укусил. И ничему меня жизнь не учит.

— Н’Ери! — громким шепотом прорычала я.

— Иди сюда, — хищник призывно похлопал по матрасу рядом с собой, а глаза и без того жёлтые, вспыхнули яркой поволокой. Да такой сильной, что у меня во рту всё пересохло.

— Ты меня укусил!

Я отступила к двери и опустила взгляд ниже, прямо на обнажённую грудь. Главное сейчас не смотреть Н’Ери в глаза. Он же хищник, заманит и не отвертишься.

— Но тебе же понравилось.

Никогда не понимала садистско-мазохистские наклонности, плётки, ошейники и наручники, предпочитая классические отношения. До этого самого момента. А сейчас мысль об укусах вызвала новую дозу эндорфина в крови. Если бы не страх перед последствиями.

— Это не имеет значения!

— Уверена?

Поняв, что утащить меня в постель не удастся, Ник сел и одеяло медленно сползло вниз, вызывая новый приступ тахикардии.

— Ты спал голый?!

— Как будто это для тебя новость, — фыркнул он и взъерошил волосы.

— Не новость, конечно, — беспомощно пробормотала я, всеми силами пытаясь не смотреть на неприкрытые части тела. — Но ведь это я, то есть мы… Я хочу сказать… Чёрт, Ник, так же нельзя.

— Почему?

Глаза, к которым вернулся привычный зелёный цвет, были обманчиво невинными.

— Потому что это неприлично!

— Мы жених и невеста.

— Фиктивные!

— Давай сделаем настоящими. Я только за!

Ответить я не успела, неожиданно дверь за моей спиной заскрипела и открылась, являя на свет заспанное чудо в розовой пижаме.

— Тётя Вика, — потирая кулачками глазки, произнесла племяшка.

Этого времени хватило, чтобы Ник упал назад на кровать и прикрылся одеялом по самую шею, делая мне страшные глаза. Я ответила ему не менее выразительным взглядом:

«Какого чёрта ты не закрыл дверь?!»

«Я не думал, что к тебе тут входят без приглашения.»

Пробормотав под нос весьма нелестную умственную характеристику в адрес шефа, я присела на коленки и взглянула на малышку.

— Доброе утро, принцесса.

— Пливет.

Мила обхватила меня за шею и уткнулась носом в плечо.

— Ты чего не спишь?

— Плоснулась.

— Кошмар приснился? — я подняла племянницу и прижала к себе.

— Нет. Папа маму щекотал и лазбудил.

— Щеко… — недоумённо начала я и прикусила губу.

Ник в кровати громко хрюкнул и спрятал лицо в подушке.

— Да, щекотал, а мама охала.

Убью Дашку и Лёшку убью. Детский сад, честное слово. Другого времени не нашли, идиоты. Да еще рядом с ребёнком.

— Кушать хочешь? — я попыталась перевести разговор с опасной темы в другое русло.

— Хочу.

— Тогда подожди, сейчас я надену халат, и мы спустимся вниз, будем завтракать. Что ты хочешь?

Опустив её на пол, быстро подошла к креслу и схватила халат.

— Ладушки.

— Значит, будем делать ладушки, — завязав пояс, я поправила воротник, так, чтобы скрыть свежий укус (жаль волосы теперь короткие, придётся внизу искать лейкопластырь в аптечке), обула тапочки и вновь взяла Милу на руки. — А дядя Ник спустится потом. Да?

Ник насмешливо на меня глянул, потом на малышку и выдал:

— А пощекотать?

Молча продемонстрировав ему комбинацию из трёх пальцев, я вышла из комнаты.

Только спустившись вниз вспомнила незнакомое слово, произнесённое хищником в пылу страсти: шаери.

И что это такое?

Внизу уже хозяйничала мама. Она всегда вставала раньше всех, даже когда болела.

— Привет, — я поцеловала её в щеку и поудобнее перехватила Милку, которая завертелась, пытаясь разглядеть, что такого вкусного готовит бабушка.

— Ты чего так рано? Мила разбудила?

— Нет, сама встала, — прогоняя подступающий зевок, ответила ей. — Мы хотим оладушки.

— Сейчас сделаю, — тут же засуетилась мама, но я её перебила.

— Нет, я сама.

И вручила ей Милку.

Не то, чтобы я сильно любила готовить, с моим графиком работы это была непозволительная роскошь, но сам процесс всегда успокаивал и давал подумать, а сейчас этого так не хватало.

Я сама себя не узнавала в последние дни и это мне совершенно не нравилось. Будто невидимый кукловод дергал за ниточки, заставляя думать и делать вещи, которые раньше были противны.

Сколько раз я насмехалась над глянцевыми куколками Ника, которые преданно заглядывали ему в глаза, ловили каждую улыбку и таяли от любого прикосновения, как кошки, одурманенные валерьяной. И вот тебе, пожалуйста, сама стала такой же.

Нравилось ли мне это? Разумеется, нет. И с этим надо было что-то делать.

Через полчаса, оставив Милку уплетать пышные оладушки с клубничным вареньем, я, сжав кулаки, собрала остатки былой гордости и чести и отправилась наверх.