Хищники [сборник]

Из текста восстановленной записки было ясно, не только то, что Сериков шантажировал неизвестное лицо, но и то, что это лицо смогло вычислить шантажиста. Поскольку деньги отставной околоточный просил за сокрытие от начальства неких проделок шантажируемого, становилось очевидным, что шантажируемый — скорее всего чиновник. Кунцевич склонялся к тому, что он принадлежал к числу полицейских, ибо Серикову легче всего было найти грешника именно в среде себе подобных. При чём полицейский этот должен был быть не рядовым сотрудником — поспособствовать увольнению околоточного городовому не под силу, да и за какие такие грехи городовой может тысячу отвалить? «Пристав, не меньше, — рассуждал Мечислав Николаевич. — А может быть спросить о причинах увольнения Серикова у градоначальника, сразу станет понятно, кто этому увольнению способствовал. А может это один из полицмейстеров?! А может, он самому Клейгельсу дорогу перешёл! — коллежский секретарь ужаснулся собственным мыслям. — Да нет, слишком мелка сошка. Но я, пожалуй, поостерегусь, спрашивать пока никого не буду, сам постараюсь узнать. Итак, покойник отправил шантажируемому как минимум две записки, причём в первой личность свою не раскрывал. Однако шантажируемый установил её довольно быстро, о чём свидетельствует упоминание о его прыти и прозорливости. Как он это мог сделать? Очевидно, что жертва шантажа по каким-то изложенным в первом письме приметам, сделала вывод о том, что денег у неё просит брат-полицейский. Как же найти этого брата? Первое, что приходит на ум — сличить почерк в записке с почерками, которыми заполнено множество ежедневно составляемых полицейскими бумаг. А где можно поискать образцы почерка полицейского? Первым делом, конечно в участке. Но очевидно, что Сериков своего пристава не шантажировал — не совсем же он дурак. Тогда, где ещё? Выходит — в Градоначальстве». Туда-то на следующий день после колдовства над бумагами околоточного Кунцевич и отправился.

Канцелярия помещалась в доме градоначальства, на Гороховой, в двух шагах от квартиры Мечислава Николаевича, поэтому коллежский секретарь пришёл туда к самому началу присутствия. После непродолжительных бесед с несколькими чиновниками, сыщик понял, что образцы почерков проще всего изучать по прошениям об увольнении в отпуск — эти бумаги хранились в отдельных, за каждый год папках, в Общем делопроизводстве.

Старший помощник делопроизводителя титулярный советник Лаевский выслушав вопрос Кунцевича, покачал головой:

— Нет-с, не было такого, чтобы кто-нибудь посторонний эти бумаги ворошил. Кому они кроме нас нужны? Сказать честно, они и нам без всякой надобности, место только попусту занимают.

Писец Осипчук, в чьём непосредственном ведении находилась переписка по отпускам, целиком и полностью разделил мнение начальства, и похихикал неостроумной шутке его благородия. Однако бегающие глазки и не находящие себе места руки писца давали сыщику все основания усомниться в его искренности.

Придя на Офицерскую, Кунцевич доложил о результатах своих изысканий начальству. Выслушав подчинённого, Филиппов велел коллежскому секретарю облачиться в мундир и сопровождать его к его превосходительству господину градоначальнику.

Узнав обстоятельства дела, генерал-лейтенант Клейгельс велел позвать к себе Лаевского и Осипчука. Когда делопроизводитель и писец явились, градоначальник, не повышая голоса сказал:

— Господа, извольте сейчас же правдиво рассказать господину начальнику сыскной полиции всё, что он у вас спросит. В противном случае, я своей властью вышлю вас из столицы. В двадцать четыре часа, господа! Вы конечно можете жаловаться, но я со своей стороны сделаю всё возможное, чтобы ваши жалобы остались без последствий. А возможности мои вам известны. Более никого не задерживаю.

В течение нескольких минут после того, как сыщики и канцелярские покинули кабинет его превосходительства, Кунцевич узнал, что папки с прошениями об отпуске изучал, взяв на дом, секретарь полицмейстера второго отделения околоточный надзиратель Обеняков[21].

Всю дорогу от Гороховой до Офицерской Филиппов и Кунцевич молчали. Войдя в кабинет, начальник приказал чиновнику поплотнее закрыть дверь, ослабил узел галстука, налил из стоявшего на столе графина полный стакан воды и с жадностью осушил его до дна.

— Ну-с, и что теперь мы будем делать? — спросил надворный советник коллежского секретаря.

Тот пожал плечами:

— Надобно подумать…

— Думать надобно было раньше! Чёрт меня дёрнул к градоначальнику поехать!

Кунцевич вполне разделял беспокойство начальника.