— Вот так вот и служим, ваше благородие. За нашим полицмейстером столько грехов, что обо всех не рассказать. Нижние чины от него волком воют — он их штрафами и бесплатными работами замучил, обмундировку не выдаёт, к тому же поувольнял половину. А недавно и вовсе анекдот случился: бурей из склада казённых матч унесло одну мачту. Городовой её на берегу приметил, доложили полицмейстеру. Шарафов, вместо того, чтобы мачту морякам вернуть, приказал свезти её в часть и распилить на дрова. Три трёхполенных сажени напилили! Ну а денежки, на дрова отпущенные, Шафаров в карман положил.
Всю дорогу до Петербурга Кунцевич никак не мог поймать какую-то назойливо крутившуюся в голове мысль, и только тогда, когда поезд, дёрнувшись, остановился на станции Балтийской железной дороги, вспомнил, что покойный околоточный, как и кронштадтский полицмейстер, благоволил публичным домам. На следующий день сыщик выяснил, что в прошлом году в околотке Серикова власти закрыли притон разврата, принадлежавший полоцкой мещанке мадам Могилевская, которая была выслана из столицы с запретом впредь содержать подобные заведения. Дом терпимости был закрыт из-за того, что его хозяйка исповедовала иудаизм, а содержать такие заведения еврейкам было строжайше запрещено. Он хотел посетить заведение мадам Могилевской на следующий день, но тут Игнатьев доложил о том, что нашёл Маламута…
Глава 7
Из жизни проституток
«Контингент посетителей этих домов, теперь значительно ограничен, и все меньше в нём элементов случайных…
Тут имеются то, что немцы называют "Stammgäst" — постоянные посетители, которые являются сюда чуть ли не ежедневно покутить, или даже скромно выпить бутылку пива, отводя душу за оживлённой беседой с хозяйкой дома и её питомицами. Всякие бывают вкусы и всякие причудливые сочетания интеллекта!.. И таких Stammgäste изо дня в день посещающих словно клуб, облюбованный ими дом терпимости, сравнительно немало, и что всего удивительнее в числе этих постоянных гостей достаточно циников, из среды так называемых "интеллигентов".
Случайные посетители, чаще всего являющиеся сюда уже пьяными, когда закрываются все рестораны и увеселительный места, чтобы продолжать пьянствовать и дебоширить. Пьяненьких же возят сюда и некоторые извозчики, которые столковались по этому поводу с содержательницами "домов", и за каждого доставленного бесчувственно пьяного седока получают установленную комиссионную плату.»
Мечислав Николаевич, смотрясь в зеркало, подвязывал галстук. На спинке стула висел вычищенный горничной сюртук.
— Куда это мы так прихорашиваемся? — сожительница неслышно подошла сзади и обвила руками за талию. От неожиданности коллежский секретарь вздрогнул.
— На службу, куда ж ещё!
— На службу? В белом галстухе? — Елизавета улыбалась, но в глазах начинал разгораться гнев.
— Мне сегодня предстоит одно секретное задание, и надо непременно быть при параде.
— Вот как? И что же это за задание?
Кунцевич обернулся, поймал руку сожительницы и поднёс её к губам:
— Милая, ну как же я тебе скажу, коли задание секретное?
— У вас есть от меня секреты?! — Лиза вырвала руку.
— Да не у меня, — коллежский секретарь еле сдерживал досаду. — Это секрет служебный.
— Ну хорошо. Раз у вас появились секреты, не удивляйтесь, коли они вскоре появятся и у меня!
Сожительница резко развернулась и скрылась в спальне, громко хлопнув дверью. Кунцевич беззвучно выругался и позвал горничную:
— Анастасия!
Та подошла и помогла барину облачиться в сюртук.
Заведение мадам Могилевской относилось к среднему разряду — здесь не было роскоши пятирублёвых публичных домов, но и грязь полтинничных номеров тоже отсутствовала. Едва Мечислав Николаевич переступил порог, к нему подошёл огромный мужчина в расстёгнутой на груди рубашке и шёлковом жилете:
— Доброго вечерочку, поразвлечься желаете?
— Здравствуйте, сэр! — поприветствовал Кунцевич мужчину на английском. — Мне хотелось бы красивую и молодую девушку.
Великан ничуть не смутился:
— Есть и бьюти, есть и юнгер, вэлкам, как говорится. Только обождите джасти момент, сер, — сказал он сыщику, а в глубину зала крикнул, — Норка! По твою душу клиент!
Перед Мечиславом Николаевичем появилась высокая рыжеволосая девушка с зелёными глазами на веснушчатом курносом лице:
— Здравствуйте! Как ваши дела? — поприветствовала она коллежского секретаря на языке Шекспира, правда с ярко выраженным ирландским акцентом. — Меня зовут Нора. А как величать красивого господина?