Хищники [сборник]

— Не понимаешь? Что ж, изволь, объясню. Твоим промыслом без ведома полиции заниматься никак нельзя. Один ограбленный гость уедет, никому ничего не сказав, второй, третий, пятый, а десятый непременно в полицию сообщит, особенно если вы у него много утащите. А найти твой притон при желании никакого труда не составит, даже если гость не вспомнит, какой дорогой туда ехал — его просто надобно будет повозить по всем притонам и показать проституток, он или дом вспомнит, или интерьер, или блядь, которая его отравой напоила. Ну что, будешь откровенна? Или ты разницы между житьём в Сибири и в столице не различаешь?

Бандерша опустила глаза:

— Я разницу между Сибирью и могилой различаю.

— Боишься? И правильно делаешь. Только от того, скажешь ты мне правду, или нет, ничего не поменяется. О нашем визите в твой притон уже кому-надо сообщили, и этот кто-надо ни за что тебе не поверит, коли ты ему скажешь, что здесь молчала. Тем более, ты уже один раз проговорилась. Серикову, которого схоронили не так давно.

Он ещё не до конца успел произнести фразу, как понял, что сделал что-то не то. Могилевская поднялась со стула и решительно заявила:

— Вот что, ваше благородие, коли вы слову своему не хозяин, прикажите отвести в камеру, всё равно, я вам более ничего не скажу.

— Ни одной жалобы или объявления[28] об ограблении в этом «Порт Артуре» в кронштадтской полиции нет, вот официальный ответ полицмейстера — Филиппов положил перед Кунцевичем лист бумаги, — возбудить дело по вашему заявлению может только кронштадтский следователь, но его превосходительство запретил передавать ему дознание до тех пор, пока мы не найдём иных потерпевших.

— Почему? — удивился коллежский секретарь.

— Потому, что ваш визит в притон разврата в этом случае интерпретировать можно как угодно — поди докажи, что вы туда пришли по службе, а не по зову плоти. А местная полиция, коли она ко всему этому причастна, постарается изобразить это именно в таком свете. Да и всех задержанных нам вместе с дознанием придётся передать в кронштадтскую тюрьму, то есть они будут целиком во власти тамошних полицейских. А уж последние их в два счёта убедят поменять показания. И получится, что господин Кунцевич потащился в весёлый дом, там напился допьяна, за каким-то лешим ушёл оттуда и чуть не замёрз под забором. Ещё и жалобу на вас напишут о запрещённых приёмах дознания!

— А мои часы, найденные у бандерши?

— Мечислав Николаевич, что вы как ребёнок! Она скажет, что они были забыты вами в номере девицы и взяты ею к себе для пущей сохранности.

— Что же, выходит, их всех надобно отпустить?

Филиппов покусал ус:

— Ну, недельку мы их у себя подержать сможем, тем более, что лёд на заливе совсем слабым стал и сегодня движением по нему запретили. Но если за неделю ничего нового не добудете, придётся всех отпустить, да ещё и с извинениями. Ну, давать вам неделю, или сразу отпускать? Вы как себя чувствуете, служить можете?

— Могу-с. Давайте неделю.

— Ну смотрите, смотрите.

Глава 8 На Луну

«Первый человек, который захотел бороться со льдом, был кронштадтский купец Бритнев… Как известно, Кронштадт отрезан от сухого пути водою. Летом сообщение поддерживается на пароходах, зимою на санях, но в распутицу, когда нет пути по льду, а пароходы уже прекратили движение, бывали большие затруднения по перевозке грузов и пассажиров. Бритнев попробовал — нельзя ли пароходом ломать лёд. Он в 1864 г. у парохода "Пайлот" срезал носовую часть, чтобы она могла взбегать на лёд и обламывать его. Этот маленький пароходик сделал то, что казалось невозможным: он расширил время навигации осенью и зимой на несколько недель…

В 1889 году Ораниенбаумское товарищество построило в Мотало (Швеция) винтовой ледорезный пароход, который наименовало «Луною». Осенью того же года пароход начал борьбу со льдами между Кронштадтом и Ораниенбаумом…»

Макаров С. «Ермак» во льдах». Санкт-Петербург, 1901 г.

Винтовой ледорезный пароход «Луна» возил пассажиров либо на верхней палубе, либо в каюте второго класса. Мечислав Николаевич, поёжившись только от одной мыли о путешествии на открытом воздухе, уплатил 75 копеек и, очутившись в тепле каюты, сразу же потребовал себе чаю с коньяком. Однако, матрос нёс чай так долго, что коллежский секретарь ко времени прибытия в порт Кронштадта не осилил и половины стакана — всё путешествие длилось не более двадцати минут.

За время его непродолжительного отсутствия на острове, в кронштадтской полиции появилось несколько нововведений. У дверей участка дежурил городовой, не пускавший туда посетителей без осмотра их видов на жительство и расспросов о цели визита. Чиновник для поручений понаблюдав издали за действиями служителя правопорядка, решил в участок не соваться, зашёл в расположенное напротив трактирное заведение, выбрал столик у окна, попросил чайную пару, сразу же рассчитался, и не снимая шубы, а только расстегнув её, не спеша стал прихлёбывать едва тёплый, отдающий веником напиток.