Позади него стоял плотный, несколько сутуловатый молодой мужчина, около двух аршин девяти вершков ростом, лысоватый, русоволосый, с карими глазами и тонкой ниткой усиков на английский манер. Свой дорожный саквояж мужчина держал в левой руке.
Судя по всему, попутчик понимал немецкий и французский. Говорит ли он по-русски, по-румынски и по-еврейски, в данный момент Мечислав Николаевич определить не мог. А проверять достоверность сведений о том, что молодой человек обладает навыком стрелять с двух рук, сыщик и вовсе не хотел, ибо никаких сомнений у него не оставалось — перед ним стоял Котов, собственной персоной.
Глава 12
Соотечественники
— Носильщиков в Румынии почему-то кличут на немецкий манер трегерами, — сказал Котов. — Разрешите представиться — Иван Пантелеймонович Карасёв, коммерсант.
— Лазуткин Михаил Николаевич, чиновник.
— Очень приятно, давайте я вам помогу, я знаю местное наречие. Где ваш сундук?
Револьвер Мечислава Николаевича лежал на самом дне дорожного чемодана — в ручной клади оружие дозволялось провозить только незаряженными, поэтому держать его при себе не имело никакого смысла. Игнатьева и Вавилина нигде видно не было — очевидно, они уже успели погрузиться в вагон, так как свой багаж таскали самостоятельно. Да и их револьверы тоже лежала в чемоданах.
Котов быстро договорился с носильщиком и после того, как багаж был пристроен, они втиснулись в уже заполненное до отказа отделение вагона. До Ясс было чуть больше тридцати вёрст, поэтому Кунцевич решил взять билет в третий класс.
Устройство заграничных вагонов в смысле удобства для публики было гораздо хуже отечественных. Вагон третьего класса, например, представлял собой перегороженное сплошными стенами на 6 отсеков помещение. Каждый отсек имел две двери — с одной и с другой стороны, и был рассчитан на десять пассажиров. Из-за такого устройства попасть в другой вагон при движении поезда было невозможно, нельзя было посетить и ни ватер-клозета, ни вагона-буфета, поэтому эти удобства в европейских поездах отсутствовали напрочь. Вагоны второго класса были устроены абсолютно также и отличались от третьеклассных только мягкой обивкой сидений и меньшим количеством мест в отсеках. Игнатьев и Вавилин разместились в другом отделении.
— В Букарешт? — поинтересовался Котов, предлагая Мечиславу Николаевичу папиросу.
— Благодарю вас, не курю. Нет, в Яссы.
— И я туда же! — обрадовался попутчик и закурил. Его примеру последовала половина из сидящих в отделении мужчин. Через минуту дышать стало абсолютно нечем.
Кунцевич, привыкший к скоростному передвижению по европейским железным дорогам удивлённо смотрел в окно — поезд едва тащился. Тридцать два километра он преодолевал больше двух часов, Мечислав Николаевич подумал, что от табачного дыма и духоты у него остановится сердце.
Когда состав наконец остановился на ясском вокзале, Кунцевич чуть не вывалился на платформу.
— Гриша! — к вышедшему вслед за ним попутчику с распростёртыми объятиями устремилась троица дорого, но безвкусно одетых мужчин, — Гришка, усатая твоя морда!
Один из встречавших крепко обнял Котова, они расцеловались.
— Карета подана, Григорий Иванович — сказал другой мужчина, указав на двуконную коляску на дутых шинах.
— Было приятно познакомиться, — поднял шляпу Котов, по-видимому не мало не смутившись тому, что его называют не Иваном Пантелеймоновичем, — к сожалению, вынужден вас покинуть — тороплюсь. Как носильщика позвать запомнили? Больше местного полтинника им не давайте.
Игнатьев и Вавилин появились на перроне только тогда, когда Гайдука и след простыл. Кунцевич даже не стал на них ругаться. Его немного покалачивало.