Хищные птицы

Рисаль описал все, как было в действительности. Он был не только героем, но и пророком. Он сумел пересказать то, что свершалось на глазах нашего поколения, да и вы еще сможете убедиться в его правоте. — И, подумав немного, добавил: — Я уже не говорю о сокровищах Симоуна, вспомните, что сталось с казной революционного правительства девяносто шестого — девяносто восьмого годов? Они исчезли, как будто сквозь землю провалились после того, как пала Малолосская республика. Может быть, и эти деньги тоже спрятаны где-нибудь под землей. Посмотри, к примеру, что сделали с серебряными деньгами Коммонуэлса[9], когда оставляли Манилу японцам. Их потопили в Манильском заливе где-то неподалеку от Коррехидора. Вы, верно, уже слыхали, что дела у Японии плохи. Вот поэтому и задумал Ямасита[10] вернуть деньги, которые Япония потратила на Филиппинах. Это примерно столько же, сколько стоили все драгоценности Симоуна. Если какой-нибудь писатель опишет нашу действительность, будущие читатели тоже станут говорить, что нас выдумали.

Мандо внимательно смотрел на Тата Матьяса, пытаясь отыскать в нем какие-нибудь признаки старческого слабоумия, столь естественные в человеке, которому за семьдесят, но не обнаружил и малейшего знака. Старый революционер обладал ясным умом.

— Да, Мандо, если б мне было столько, сколько тебе, то я бы не колебался…

— В чем, отец?

— Я бы попытался отыскать богатства Симоуна.

Юноша удивленно взглянул на него.

— Да-да, попытался бы отыскать, — повторил Тата Матьяс.

— Но, отец… — прервал его Мандо, — ведь вы…

— Что я?

— Вы верите, что драгоценности Симоуна тот священник действительно бросил на дно моря?

Тата Матьяс понял, что хотел сказать Мандо.

— Отец Флорентино — это ведь не какой-нибудь вымышленный персонаж, — терпеливо пояснил он. — Это реально существовавшее лицо, филиппинский священник. Мой дед знавал отца Флорентино. А отец много рассказывал со слов деда о событиях, предшествовавших восстанию в Кавите…

Тата Матьяс напомнил Мандо историю праведного манильского священника, сына богатых и знатных родителей-филиппинцев, который поначалу и не думал быть священнослужителем, а намеревался жениться на своей прекрасной возлюбленной, но вынужден был подчиниться воле матушки, находившейся под влиянием архиепископа. Отец Флорентино пользовался всеобщей любовью и уважением. Однако очень скоро он ушел на покой и зажил в уединении, всячески стараясь избегать связи с филиппинскими священниками, которые, как выяснилось позднее, оказались причастными к восстанию в Кавите и были за это наказаны властями.

— Здесь где-то был его дом, где он прятал Симоуна. Отец Флорентино не был жаден до денег, не гнался подобно испанским монахам за мирской славой, — закончил Тата Матьяс.

Мандо признался старику, что Элиас и Симоун стали его кумирами, и пожалел о том, что о них так же мало известно, как о Радже Солимане и других народных героях.

— В этом и состояла цель иноземных захватчиков, — объяснил Тата Матьяс. — Они старались уничтожить все свидетельства героизма и саму память о героях нашего народа. Они хотели воспитать поколение рабов…

Мандо обещал Тата Матьясу обдумать и досконально выяснить, стоит ли пытаться разыскать сокровища Симоуна, чтобы потом извлечь их из воды.

— Из книги много об этом не узнаешь. Надо доискиваться до истины иным путем, — сказал он.

Нынешним вечером старый революционер и молодой партизан продолжили разговор о погребенных под водой сокровищах, как будто начали его только вчера, хотя с тех пор прошло уже четыре месяца.

Глава вторая

Полтора килограмма риса и несколько кусков вяленой рыбы, поданных на стол Тата Матьясом, были съедены мгновенно. Мандо и два его товарища совместили поздний обед с ранним ужином.

Убрав посуду, старик предложил гостям отдохнуть.

— Вот вам циновка и подушка. Располагайтесь, как дома.

Мандо взял скатанную тростниковую циновку, стоявшую рядом со старым сундуком, и расстелил ее на полу в комнате. Мартин и Карьо растянулись на ней и тотчас захрапели.

Мандо не захотел ложиться. Следуя неудержимому влечению, он спустился по лестнице вниз. Вдохнул всегда прохладный на такой высоте воздух и залюбовался проглядывавшей в просвете между ветвями деревьев круглой луной, окрасившей все вокруг в серебристый цвет.

— Что тебе не спится, Мандо? — окликнул его из хижины Тата Матьяс.

— Да так, смотрю вот, как здесь красиво ночью, — ответил молодой человек. — Я и не думал, что после сегодняшнего ненастья может наступить такая прекрасная ночь.

— На смену темной ночи придет светлое утро, — многозначительно проговорил старик.

Мандо сделал несколько шагов, и его взору открылась бескрайняя ширь океана. В солнечный тихий день вода в океане напоминала расплавленный изумруд. И каждый раз, когда из воды выпрыгивала рыба, она, будто огромный, сверкающий, великолепной огранки камень, исчезала в темной пасти фантастического чудовища…

Неожиданно луна скрылась за тучу, словно опасаясь холодного дыхания ветра. Мандо возвратился в хижину и присел на пороге рядом с Тата Матьясом.