Хищные птицы

У него не нашлось зеркала, чтобы взглянуть на свое лицо, но он ощущал, что оно основательно распухло. Болела голова, свет резал глаза, во рту было сухо, в горле першило. Лекарство сразу же заглушило лихорадку, сняло боль в суставах, но зато наступила страшная слабость. Он никак не мог заснуть, его преследовали кошмары…

Разрушив до основания шалаш, служивший ему временным убежищем, Мандо отнес в лодку ящик с драгоценностями, а сверху укрыл его узлами со всевозможным хламом.

Потом он столкнул лодку на воду и отправился в путь. Ему нужно было как можно скорее добраться до Тата Матьяса. Невзирая на усталость и слабость, Мандо греб и греб без передышки: останавливаться было нельзя. Он рассчитал, что по воде весь путь у него займет не более суток, в то время как на путешествие по суше ушли бы два дня и одна ночь.

Океан был спокоен. Дул ласковый северо-восточный ветерок. Когда стемнело, Мандо причалил к берегу, перекусил и хотел отдохнуть. Растянувшись на сухом песке, он полежал немного с закрытыми глазами, но уснуть не мог. Беспокоила рана. Не долго думая, он снова сел в лодку и поплыл дальше. Теперь путь ему освещал молодой месяц. Мандо знал, что ночью плыть безопаснее, хотя у него на лодке и не было фонаря. Он греб без передышки всю ночь. Уже забрезжил рассвет, когда в туманной дымке показался склон горы, у подножия которой приютилась хижина Тата Матьяса. И хотя самой хижины еще не было видно, Мандо уже не сомневался, что добрался наконец до места. Он с облегчением вздохнул.

Прошло еще немного времени, и он вытащил лодку на песок, подальше от воды, чтобы ее не смыло волной. Бережно взял ящик и стал осторожно карабкаться вверх по каменистому склону. Кругом стояла первозданная тишина. Ее не нарушало даже пение птиц. Добравшись до скалы, служившей основанием лестницы, он бесшумно поднялся в хижину и заглянул внутрь. Тата Матьяс спал на циновке в углу, и, кроме него, в хижине никого не было. Мандо решил не будить старика, улегся снаружи, пристроив ящик с сокровищами у изголовья и закрывшись тряпьем. Несмотря на усталость, Мандо спал чутко. И когда Тата Матьяс вышел, чтобы набрать воды, он нашел Мандо уже сидящим на кухне. Юноша приветствовал его.

— Доброе утро, дядюшка Тата Матьяс, — негромко проговорил он. — Это я, Мандо. — Он старался говорить отчетливо, ибо знал, что в предрассветной мгле старику будет легче узнать его по голосу.

— А-а, Мандо, — живо откликнулся старик. — Откуда ты взялся в такую рань? Когда ты пришел? Почему не разбудил меня? Ты один? — Он чиркнул спичкой, зажег масляный светильник и, подойдя к Мандо поближе, внимательно оглядел его.

— Что это у тебя за повязка на лице? — стал допытываться он. — Ты ранен? А где твои товарищи? Откуда ты явился на этот раз? Что-нибудь случилось? — Старик засыпал Мандо вопросами, не давая ему возможности ответить ни на один из них.

Старик споткнулся о железный сундучок и чуть было не упал.

— Что это такое ты притащил? И почему не занес в дом?

— У меня, отец, много новостей, — начал Мандо. — И очень важных…

— Но ты, поди, очень устал? — снова прервал его старик. — Поспи немного, а я пока займусь завтраком. Когда еда будет готова, я тебя разбужу.

Мандо ничего не оставалось, как подчиниться. Он никогда не жаловался на здоровье, но череда печальных событий последних дней могла сломить кого угодно.

Мандо отнес в хижину железный сундучок, положил на него подушку и лег. Тата Матьяс дал ему выспаться как следует. Когда он разбудил Мандо, впору было уже обедать. После обеда старик принялся врачевать рану на лице Мандо и, сняв повязку, вскрикнул от неожиданности. Мандо протяжно застонал.

— Ножом кто-то полоснул, да? — участливо спросил старик. — Пришелся бы удар чуть повыше — и ты лишился бы глаза. Да-а, хорошо еще, что жив остался. И какой же дьявол так тебя отделал? — ворчал старик, осторожно промывая рану.

Мандо подробно рассказал обо всем, что произошло с ним и двумя его товарищами.

— Да, от такой раны останется большой и безобразный шрам, — с горечью сказал Тата Матьяс. — Он совершенно изменит твое лицо, изменит настолько, что даже старые твои знакомые вряд ли смогут тебя узнать.

«Тем лучше», — подумал Мандо.

Старик смазал рану одному ему известным снадобьем и наложил новую повязку. Затем они снова сели, и Мандо продолжил свой рассказ. В заключение он вытащил сундучок.

— Вот, дядюшка, богатства Симоуна.

Тата Матьяс раскрыл рот от изумления.

— Наконец-то! — вскричал он и крепко обнял Мандо.

Старик неотрывно следил за руками Мандо, пока тот развязывал веревку и снимал крышку. Возглас удивления вырвался из его уст; Мандо и тот оцепенел от восторга, хотя видел сокровища уже второй раз. Старик, казалось, так и не мог поверить, что все это свершается наяву.

Мандо медленно расстелил циновку и выложил на нее драгоценности из первой ячейки. Тата Матьяс взял в руин несколько украшений и стал внимательно разглядывать, повторяя при этом слова Симоуна: