Хитиновый мир (СИ)

Пока Артём приходил в себя, незваные гости, а их было пятеро, вовсю хозяйничали в доме. Один, не обращая внимания на старика, встал возле стола. Второй склонился над Артёмом, рассматривая, жив ли? Третий производил непонятные, лишенные всяческой логики действия. Он достал принесенную с собой капроновую веревку, и, привязав один конец к батарее, перебросил её через дверь, отделявшую гостиную от зала. На втором конце была сделана петля со сложным узлом. Затем он, взявшись за край двери рядом с петлями, поджал ноги и повис. Дверь выдержала его вес. Спрыгнул и отошел в сторону.

Оставшаяся парочка внесла в комнату инвалидное кресло, в котором сидел… ПАСТОР!

Попав внутрь дома, пастор огляделся. По его внешнему виду было незаметно, что три дня назад он перенес приступ — только выражение лица было мрачнее, чем обычно.

Старик по-прежнему сидел за столом, молча наблюдая за действиями непрошеных гостей. Ворвавшиеся в дом были молоды, высоки, крепки, гладко выбриты. Одинаковые темные пальто, белые рубашки, черные галстуки, черные брюки, дорогие туфли. Выправка, разворот плеч, цепкий взгляд — так выглядят хорошо вышколенные военные, переодетые в гражданское.

Когда коляску поставили посредине гостиной, молодые люди замерли, ожидая приказов. Сидящий в кресле был старше Артёма. Худощавое лицо, черные, зачесанные назад волосы, карие чуть на выкате глаза, тонкий прямой нос, плотно сжатые губы, красивый подбородок. По отдельности — вполне приятные черты, но все вместе создавало ощущение гипсовой маски, выражающей брезгливость. Посадка головы, холодный блеск глаз, искривленные кончики губ — стразу понятно, кто здесь хозяин. Пастор был похож на инженера Гарина из фантастического фильма, только без бородки и усов — такой же вид фанатика.

— Что, старик, не справился? — спросил пастор с насмешкой, и когда зазвучал его низкий с хрипотцой голос, то ощущение властности только усилилось. — За вами всё время хвосты надо заносить — ни на что не способны. Даже ждать не стал, как только смог — сразу приехал.

Посмотрев на Артёма, пастор сказал:

— Приведите в чувство.

Один из парней нагнулся и ударил Артёма в бок. Новая волна боли была столь сильной, что тот взвыл и начал сучить ногами, пытаясь подальше отползти от обидчика. Но тщетно — ещё один удар. Затем Артёма схватили за куртку и заставили сесть, облокотив спиной на ящик, в котором хранился уголь для печи.

Пастор взглядом приказал отпустить Артёма. Когда он заговорил, то фразы были короткими, рубленными.

— Буду краток. Твоя жизнь на этом свете подошла к концу. Всё, что можно было, ты уже наворотил — пора и честь знать. Сейчас возьмешь нож и прирежешь этого беднягу, — пастор кивнул на старика. — Без сопливых причитаний, объяснений, как несправедлива жизнь. Потом подойдешь к двери, проденешь голову в петлю и подожмешь ноги. Ты повиснешь, и будешь висеть там до тех пор, пока петля не затянется на твоей тощей шее, и пока кислород не перестанет поступать в легкие. Твое сердце должно остановиться, а кровь застыть в твоих пустых тупых размякших мозгах. Поверь, это хороший для тебя способ. Смерть Иуды — волшебный пинок в нужном направлении… Куда ты отправишься? Я не знаю. Как скоро ты попадешь туда, где должен оказаться? Я не знаю. Есть ли жизнь после смерти? Я не знаю! Но одно мне известно. До-ско-наль-но известно — ты должен умереть. Тот бедолага родился для того, чтобы всю жизнь мучится в праведности. А твоя задача иная. Якобы ты должен кого-то спасти. А я в этом тебе о-бя-зан помочь. Это мое предназначение — бесхребетного слизняка подтолкнуть к поступку.

22. Гашиш

Инвалидное кресло подкатили ближе и пастор, склонившись над Артёмом, продолжил речь. Голос его источал ядовитое презрение: