Хитон погибшего на кресте

– Не трогайте то, что не разрушено. Здесь будет стоять римский лагерь, и дом пригодится вам или вашим товарищам. Разве здесь не достаточно ненужного хлама?

В это время к Сильве приблизился легионер и доложил:

– Нашли живых иудеев.

– Где они?

Флавий Сильва бы скуп на эмоции и во время осады, и даже когда крепость оказалась в руках римлян. Теперь на его лице светился неподдельный интерес и любопытство, которое он желал удовлетворить немедленно.

– Их откопали на дне цистерны, которую иудеи использовали для хранения воды.

– Проводи меня к ним, – нетерпеливо потребовал командир, хотя приличнее было, учитывая его положение, приказать доставить пленников к нему.

На краю бассейна в окружении легионеров стояли две уставшие женщины. Глаза, наполненные печалью, то с грустью, то с ужасом смотрели отнюдь не на Сильву, а на то, что осталось от Масады. Позади них испуганно прятались ребятишки.

– Понимаете ли вы мою речь? – задал вопрос римлянин.

– Да, – ответила Прокла.

– Что случилось со всеми этими людьми? – Сильва кивнул в сторону погребального костра. – Что явилось причиной их смерти?

– Жители Масады предпочли смерть рабству.

– Они сами себя убили?

– Сначала воины убили тех, кто был им дороже, а потом друг друга, – объяснила Прокла.

– Не может быть? – не поверил Сильва. – Не может человек в здравом уме убить своих детей.

– Они представили, какая судьба ждет детей в римском плену. И сочли смерть меньшим для них наказанием…

– Речь твоя слишком чиста для иудейки, – Сильва подозрительно взглянул на старуху. – Ты римлянка?

– Нет, – отрицательно качнула головой Прокла. – Давно уже нет.

Сильва решил, что будет лучше продолжить расспросы пленниц наедине; слишком много собралось вокруг легионеров, которые оставили свои занятия и с любопытством рассматривали единственных своих пленников.

– Отведите их в лагерь, накормите и не беспокойте расспросами, – приказал командир.

В это время подошел легат:

– Всех убитых иудеев собрали. Мертвых оказалось девятьсот шестьдесят человек. – И удовлетворенно добавил: – У нас потерь нет.

– Благодарю. Как обстоят дела с нашими потерями, мне известно и без тебя.

– Что с ними делать? – спросил легат, показывая рукой на уходящих женщин и детей. – Продать в рабство? Отправить к соотечественникам, пока еще не догорел костер?

– Нет. Мы будем их беречь, как самую дорогую добычу. С первой же возможностью отправим в Рим, – ответил Флавий Сильва.

– Уж не для триумфа ли ты сохраняешь жалких чужестранок и их волчье племя? – усмехнулся легат.

– Друг императора, Иосиф, пишет историю войны с иудеями. Он по достоинству оценит наш трофей, потому что просил сообщать во всех подробностях об осаде и штурме Масады. Лучше этих женщин никто не расскажет.

– Возможно, и перед Веспасианом вспомнит о нас добрым словом, – мечтательно затянул легат. – Пойду, распоряжусь, чтобы их хорошо накормили и выделили лучшую палатку.

Спустя три месяца в римском дворце встретились два самых необычных человека, причастных к выжженной, залитой кровью далекой земле: Иосиф Флавий – иудей, перешедший на службу римлян, ставший любимцем римских императоров Веспасиана, Тита, Домициана; и Прокла – знатная римлянка, вдова прокуратора Иудеи, нашедшая убежище и свое место среди презираемого ее соплеменниками народа.

Эпилог

Тиберий умер 16 марта 37 г. – на следующий год после «отставки» Понтия Пилата. Тацит описывает последние дни жизни принцепса:

«Харикл (врач Тиберия) твердо заявил Макрону, что жизненные силы уже покидают Тиберия и дольше двух дней он не проживет. Тотчас пошли совещания между присутствующими, поспешили гонцы к легатам и войскам. В 17-й день до апрельских календ дыхание его прервалось: казалось, он уже достиг смертного срока. Вот уже, окруженный толпой поздравляющих, входит Гай Цезарь, чтобы принять власть, как вдруг приносят весть, что к Тиберию вернулись голос и зрение и он зовет, чтобы принесли ему поесть для подкрепления сил. Ужас обуял всех, люди рассыпаются кто куда, каждый изображает скорбь или неведение; Гай, в безмолвии, за высшим своим мигом ожидает последнего мига. Но Макрон бестрепетно приказывает задушить старика, набросив на него груду одежды, и разойтись от порога. Так кончился Тиберий на семьдесят восьмом году жизни».

То, чего боялся Тиберий всю жизнь, настигло его в глубокой старости. Настигло в тот миг, когда ему оставалось пройти лишь один шаг по этой земле, но наследники слишком спешили. Нетерпеливые, они хотели править сегодня, а не завтра.

Следующий император (единственный случайно выживший сын Германика) – Гай Цезарь Калигула – начал свое правление с того, что собрал разбросанные по миру останки матери и братьев и поместил их в мавзолей. То было одно из немногих добрых дел, совершенных Калигулой.

Ирод Антипа в 36 г. потерпел поражение от набатейского царя Ареты IV. Иосиф Флавий сообщает, что «некоторые иудеи видели в уничтожении войска Ирода вполне справедливое наказание Божие за убиение Иоанна».