Хитон погибшего на кресте

Один из всадников вез козу. Она, казалось, не подавала признаков жизни, только молоко самопроизвольно вытекало из вымени, прижатого к боку лошади. Животное аккуратно спустили на землю, затем развязали веревки, опутавшие ноги. Коза продолжала лежать. Двое мужчин подняли ее тело и силой поставили на ноги. Неуверенно, но все же коза стояла. Варавва облегченно вздохнул.

Ослик, набросившийся вначале на кустарник, теперь с интересом наблюдал за новой гостьей. Он даже позабыл про еду, к которой (за неимением лучшей) успел привыкнуть.

Варавва сам подоил козу в маленький бурдюк. Ловкость, с которой он проделал эту чисто женскую работу, говорила о том, что дело для него было привычным. Действительно, во время скитаний, он часто натыкался на пасущиеся стада и не отказывал себе в подобной пище.

Затем спаситель тщательно омыл водой завязанный бурдюк, проделал маленькое отверстие в одном его углу и подал римлянке:

– Попробуй предложить это блюдо дочери.

Мужчины отъехали на приличное расстояние, чтобы не мешать женщинам заниматься маленькой Марией.

Однако девочка отворачивалась в сторону, едва Прокла подносила к ее губам сосуд с молоком.

– Что мне делать, Саломия?! – в отчаянии застонала Прокла.

– Она не хочет брать, потому что бурдюк не имеет твоего запаха, – нашла разумное объяснение иудейка.

Римлянка приложила бурдюк к своему телу и снова попробовала кормить Марию. Хитрость удалась. Малышка сделала глоток и замерла, видимо, поняв, что у этой еды немного необычный вкус. После недолгой паузы она вновь начала пить. Насытившись, девочка оторвала ротик от импровизированной груди и улыбнулась.

Мать от счастья разрыдалась:

– Спасибо, Господи! Благодарю Тебя за это чудо, – сквозь льющиеся ручьем слезы шептала она.

Саломия не выдержала и тоже расплакалась.

– Что у вас там? Девочка не стала пить? – встревожился Варавва.

– У нас все хорошо. Девочка выпила молоко и улыбается, – ответила Саломия.

– Странные вы существа – женщины. Когда вам плохо – плачете; хорошо – опять плачете.

Саломия вдруг рассмеялась:

– Посмотри на своего ослика. Какой он у тебя шустрый.

Прокла обратилась в сторону, куда указала Саломия, и тоже не смогла удержаться от смеха. Ослик в это время лизнул козу в щеку. Кормилице, видимо, понравилось, и она подставила ослику другую сторону мордочки.

– Если уже смеетесь, то будем собираться в путь, – предложил Варавва. – Иначе нам не добраться сегодня до Асфальтового озера.

– Почему провожатый, которого ты оставил, все время молчит? – спросила Варавву Саломия.

– Еще недавно он был слишком разговорчив. Боюсь, своей болтовней он бы вас утомил.

– Что же теперь заставляет молчать твоего друга?

– Отсутствие языка. Он потерял его за лжесвидетельство, – пояснил разбойник. – А письменным словам обучиться не успел. Потому я и послал беднягу с вами: если бы вы попали в руки римлян, то он не смог бы даже случайно сболтнуть лишнего.

Остров в пустыне

Пестрая кавалькада поднялась на очередной холм, и женщины с облегчением вздохнули. Перед ними раскинулся небольшой оазис. Рядом с островком буйной растительности, прямо на песке, стояло много строений, жилых и хозяйственных. Дома, мастерские и цистерны для хранения воды напоминали корабли, причалившие к заветному острову. Было бы легче переносить особенности пустынного климата, если б дома находились прямо в оазисе, но жители берегли каждый клочок земли, который был способен принести урожай, – даже в ущерб собственному комфорту. Все пространство между величественными финиковыми пальмами было занято под огород. Более того, трудолюбивые жители пытались отвоевать у пустыни еще немного территории. Песчаное поле по периметру было засажено молодыми пальмами. А внутри квадрата копошилось полтора десятка людей. Одни собирали корзинами песок и выносили за пальмовую алею, насыпая защитный вал. Другие несли на расчищенное место навоз, листья, кору, отходы кухни; третьи перекапывали с песчаной землей все это разнообразие мусора, призванное стать плодоносящей почвой. Некоторые поливали перекопанное поле водой, чтобы ускорить процесс гниения.

Прокла с восхищением и удивлением наблюдала за работой трудолюбивых муравьев в человеческом образе. Внезапно ей стало не по себе. Нет! Римлянка, не имевшая ни малейшего представления о жизни в пустыне и о труде на земле вообще, испугалась не того, что и ей придется перекапывать навоз и птичий помет. Привыкшую к всевозможным изысканным яствам жену прокуратора не волновало то обстоятельство, что ей придется довольствоваться скудными продуктами, которые может дать эта бедная земля. Она боялась, что люди пустыни не признают в ней свою сестру, не примут в свое сообщество.

Варавва правильно оценил колебания Проклы и распорядился:

– Ждите тут. Я сообщу о вас здешнему старейшине.