Читаем Хитон погибшего на кресте полностью

– Я давно не одна. Вокруг меня люди, близкие по духу. У нас с Марией появилось много друзей. Мне нравится жизнь в общине, и путь в прежний мир для нас с дочерью закрыт.

– Ты уверена, что больше не нуждаешься в моей помощи? – выразила сомнение иудейка.

– Теперь с уверенностью могу ответить – да. Мне, конечно, будет страшно недоставать тебя, но… Я не могу больше пользоваться твоей жизнью, моя совесть давно стонет от возмущения.

– Если ты меня отпускаешь, завтра же начну готовиться к отъезду. Но учти, мы расстаемся не навсегда. Надеюсь, я тебе часто буду надоедать. А, возможно, что-то изменится в этом мире, и мы снова окажемся ближе друг от друга.

– Конечно, милая Саломия. Я всегда буду рада тебя видеть.

– Вот еще что… У нас с мужем осталась половина твоих денег – тех, что не смогли забрать с собой. Как с ними поступить?

– Распорядись ими по своему усмотрению. Мне они ни к чему. Если честно, мне ненавистен лик императора на денариях; того императора, что приказал казнить моего мужа. Я так до сих пор и не знаю, что с ним произошло, где его могила?


Прокле конечно же не хватало преданной подруги – милой доброй Саломии. Римлянка, впрочем, делала все, чтобы ее отсутствие было менее чувствительным, а также, чтобы трагедия, случившаяся с ее мужем, полностью не занимала ее мысли. А утрату общественного положения и комфорта иерусалимского дворца римлянка и вовсе не считала потерей. Прокла до такой степени заполнила свою жизнь, что в ней не оставалось места для апатии. Благо, трогательная забота Аиры о маленькой Марии освобождала Проклу от необходимости постоянно находиться с дочерью.

Она старалась вникнуть во все дела общины. Вначале Прокла помогала на кухне. Знатной римлянке не в тягость была любая работа, как то: мытье посуды и уборка помещений, – главное, она была нужной, и вокруг находились люди, относящиеся к ней благожелательно. Затем она с успехом подменяла поваров. При всей скудности продуктов, она приготовила несколько римских блюд, которые понравились пустынным обитателям. Так Прокла завоевала симпатии всей общины.

Римлянка передала свои кулинарные секреты местной кухне, а затем перебралась в помещение, где производились ткани для нужд общины. Умение прясть шерсть считалось одним из главных признаков добродетельной римлянки. Этим делом занимались даже ближайшие родственницы императора Августа. И здесь Прокла открыла для кумранских ткачих римские способы производства материи, показала незнакомые им приемы нанесения узоров на ткань.

С гончарным ремеслом Прокла ранее не сталкивалась, – тем интереснее ей было знакомиться с новым делом. Мастера с удовольствием давали уроки новой любознательной обитательнице их селения. Несколько дней занятий и упорного труда не замедлили дать первый результат: Прокла изготовила две кружки – одну побольше – для себя, другую маленькую – для дочери.

В гончарной мастерской Проклу однажды застал старейшина кумранитов.

– У тебя неплохо получается работать с глиной, – похвалил римлянку старик.

– Еще неделю назад она не имела никакого представления об этом деле и никогда не мяла пальцами глину, – сделал похвалу старейшины более весомой обучавший Проклу мастер. – Когда я впервые взглянул на ее руки, думал, ничего не получится. Казалось, они не созданы для такой работы. Теперь с удовольствием признаю: ошибся.

– У тебя все получается, дочь моя, за что бы ты ни взялась. Твоего возвращения ждут на кухне, тебя вновь желают видеть в ткацкой мастерской. Но брат-горшечник прав в одном: твои руки не созданы для такой работы.

– Почему? – обиделась Прокла.

– Бог дал тебе множество талантов. Ты можешь достигнуть совершенства на любой стезе, но… Божий дар нельзя растрачивать на мелкие дела, все эти работы исполнят другие братья и сестры. Твой ум может принести большую пользу людям.

– Я стараюсь, отец, быть полезной, где могу, – смущенно промолвила римлянка. Похвала старца была для нее слишком большой наградой. Она вообще не думала о награде и похвале, когда отдавала свои знания, время и силы.

– Какие языки ты знаешь кроме своего родного? – вдруг поинтересовался старейшина.

– Греческий – у меня в детстве был хороший учитель. Саломия научила читать и писать на иудейском, – не поняла смысла вопроса Прокла, но обращаться за разъяснениями не решилась.

– Вот где пригодятся твои знания! – воскликнул старик, и жители общины никогда не видели его таким возбужденным. – Твое место в скриптории, там, где слово Господа и человеческая мудрость умножаются и становятся понятными каждому народу.

– В скриптории? – Прокла побывала везде, кроме этого таинственного помещения, в которое путь был закрыт даже для большинства членов общины.

– Ты будешь нести в мир добро, и это главное, для чего существует наша община. Добро должно восторжествовать. Как рассеивается дым затухающего костра, так исчезнет нечестие навеки, а праведность откроется как солнце. Знание заполнит мир, и никогда не будет в нем больше безрассудства. Ты поможешь Господу потушить костер невежества и зла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза