Хитон погибшего на кресте

– В Галилею. Говорят, с тех пор, как туда пришли римляне, в Галилее исчезли разбойники и есть свободные участки земли.

– Там сейчас очень много свободной земли, – согласился декурион.

– Не в Масаду ли их путь? – засомневался один из всадников, стоящий позади товарищей.

Центурион взглянул на белоснежный хитон Антигона, потом указал на детей и женщин:

– Вид иудея таков, как будто он вышел из царства мертвых. Если Масаде нужны эти защитники, то я их с радостью пропущу. Чем больше у сикариев будет ртов, тем скорее они сдадутся.

Римляне дружно рассмеялись и, обдавая караван новыми волнами пыли и песка, помчались дальше.

– Они ускакали в направлении нашего селения, – с тревогой в голосе произнесла Мария.

Все, в том числе и дети, смотрели в сторону исчезавшего римского отряда.

– Идемте, – обреченно произнесла Прокла, – не в наших силах что-то изменить.

Одолеть подъем перед Масадой стало непосильной задачей переселенцев, большинство из которых были дети. Антигон взял на руки маленькую девочку. Остальные вцепились, кто в отца, кто в мать, кто в бабушку – и таким образом замедляли всем движение. Вдобавок стал упрямиться всегда послушный ослик.

Со стен Масады увидели, что гости такими темпами не попадут в крепость до ночи. Спустившиеся вниз сикарии взяли на руки детей, прочие победили упрямство ослика и помогли подняться на гору козе.

Антигону, как опытному воину, было поручено охранять одну из башен на западной стене. Мария и Прокла также не оказались лишними в крепости. Дело в том, что первое время сикарии были страшно обозлены тем, что жители Иерусалима перебили их товарищей. Они безжалостно грабили окрестности Масады, захватывая и переправляя в крепость съестные припасы. Их последним делом стало нападение на небольшой городок Энгадди. Как ни кощунственно, сикарии для нападения избрали праздник опресноков, установленный в память освобождения иудеев от египетского рабства. Действовали нападавшие с беспощадным холодным расчетом. Сначала были уничтожены или выброшены из города те, кто мог оказать сопротивление, затем были перебиты все дети и женщины – свыше семисот человек. После этого сикарии забрали все ценное из опустевших домов, и прежде всего, зерно.

Разбойники утолили свою месть, да и грабить в ближайших окрестностях стало нечего, а на дальние походы не имелось сил. Потому жители Масады занялись вполне мирными и достаточно прибыльными делами. Сикарии[20] покупали шерсть у бедуинов, затем производили из них ткань и, наконец, шили одежды. Вещи продавались арабам, иудеям, а на вырученные деньги покупались в основном продукты.

Крепость, словно отдельное государство, существовала независимо от всех долгие годы.

Гибель храма

69 год для римлян был тревожным. И дело вовсе не в Иерусалиме, который отпал от Рима, – о нем почти не вспоминали. В огне оказалось сердце империи.

В этот год Рим имел четырех императоров, и, естественно, столь частые смены власти происходили далеко не мирным путем. Веспасиан в основном покорил Иудею и приблизился к Иерусалиму. Здесь его застало известие, что император Нерон, покинутый даже слугами, ненавидимый всем миром, ударом собственного меча лишил себя жизни. Императором стал Гальба. Веспасиан послал в Рим своего сына – Тита, чтобы приветствовать нового властителя и получить указания насчет Иудеи.

Но Гальба также пришелся не по нраву римлянам, и спустя несколько месяцев он покорно подставил горло собственным легионерам, словно гладиатор, позорно проигравший бой. Затем в борьбу за высшую власть вступили Отон и Вителлий. Римляне с ожесточением убивали друг друга, и им не было дела до Иерусалима, находившегося на окраине римских земель. Когда спутники Вителлия ужаснулись количеству гниющих римских трупов после одной из битв, император пошутил: «Хорошо пахнет труп врага, а еще лучше – гражданина».

Вителлий любил шутить. Светоний рассказывает следующее об этом весельчаке-императоре:

«Наказывать и казнить кого угодно и за что угодно было для него наслаждением. Знатных мужей, своих сверстников и однокашников, он обхаживал всяческими заискиваниями, чуть ли не делился с ними властью, а потом различными коварствами убивал. Одному он даже своими руками подал отраву в холодной воде, когда тот в горячке попросил пить.

Из откупщиков, заимодавцев, менял, которые когда-нибудь взыскивали с него в Риме долг или в дороге пошлину, вряд ли хоть кого-нибудь оставил в живых. Одного из них он послал на казнь в ответ на приветствие, тотчас потом вернул и между тем как все восхваляли его милосердие, приказал заколоть его у себя на глазах. «Я хочу насытить взгляд», – промолвил он. За другого просили двое его сыновей, он казнил их вместе с отцом. Римский всадник, которого тащили на казнь, крикнул ему: «Ты мой наследник!» – он велел показать его завещание, увидел в нем своим сонаследником вольноотпущенника и приказал казнить всадника вместе с вольноотпущенником».

Скоро и Вителлию станет не до шуток.