Хитрая злая лиса (СИ)

Виари медленно кивнула с восторженным понимающим видом, взяла чайник и стала наливать всем чай.

***

8.44.22 Цыньянская поэзия и Розенбаум

После чая дамы начали читать стихи, Вера наконец-то их услышала, так, как они должны звучать в идеале. Читали классику, специально для Веры рассказывали, кто это написал и по какому поводу, она делала вид, что это очень интересно, но на самом деле, скучала — три строки без рифмы восторга у неё не вызывали. Виари заметила, хотя и не подала вида, но во время очередной чайной передышки осторожно сказала:

— Мне рассказывала старшая Ху, что вы подружились с её сыном, он очень хорошо отзывался о песнях твоего мира.

— Ан Ди? Да, он мне дал поиграть на тай-бу, пока мы обсуждали аукцион. Волшебный инструмент, я совершенно не умею на нём играть, но он волшебный, это очевидно даже не специалисту.

— Почитай нам что-нибудь, — попросила Виари, — нам любопытно, какие стихи в твоём мире. Старшая наследница Кан говорила, они рифмуются, как ридийские, и ложатся в ритм, как карнские. Это очень сложно и необычно для нас.

— А ещё они длинные, — смущённо сказала Вера, — но я могу прочитать отрывок.

— Читай отрывок.

Вера села ровно и задумалась — стихов она успела вспомнить достаточно, пока бродила вокруг теплицы в одиночестве и рассматривала этот яркий чужой мир, но подобрать что-то под запросы местной публики оказалось сложновато. Наконец, она осмотрела пейзаж вокруг и решилась:

Ах, какой вчера был день, добр и смешон,

Бабье лето приодел, будто в гости шёл.

Плыли листья по воде красно-жёлтые.

Ах, какой вчера был день в небе шёлковом.*

По лицу госпожи Виари она сразу поняла, что угадала — старушка настолько очевидно переживала за её успех, что первой её эмоцией было облегчение от того, что Вера не опозорилась, а потом уже она стала вспоминать стих и постепенно проникаться его прелестью. Обменялась взглядами с остальными дамами и одобрительно кивнула Вере:

— Красиво. Как зовут автора?

Вера приготовилась к своей уже любимой шутке в этом мире и скороговоркой произнесла:

— Александр Яковлевич Розенбаум из Санкт-Петербурга.

Дамы застыли с примерно такими же трудными лицами, с каким секретарь Чи пытался осознать Верино имя, она не выдержала и рассмеялась, они поняли и тоже рассмеялись, Виари шутливо хлопнула её по ноге веером и шепнула:

— Измываешься над старыми женщинами, как не стыдно?!

Вера шутливо прошептала с лисьими глазами:

— Вы не настолько старые, чтобы вас щадить.

Виари шутливо ахнула и опять ударила её веером, все смеялись уже без причины, просто потому, что остановиться было сложнее, чем продолжать. Их смех привлёк внимание компаний за соседними столами, некоторые гости стали пересаживаться к ним поближе, Веру это удивило и она вопросительно посмотрела на Виари, указывая глазами на молодого мужчину, который без единого слова положил свою подушку в метре от края их площадки, уселся удобно и приготовился слушать. Виари поняла вопрос, но ничего не сказала, стала наливать чай, окончательно спрятав глаза. Зато заговорила старшая Сун, почтительно и осторожно:

— Говорят, ваш муж в вашем мире был придворным музыкантом?

— Нет, не придворным музыкантом точно, — рассмеялась Вера, покачала головой, — у нас нет такого понятия.

— Но он занимался музыкой?

— Да, он композитор. И иногда поэт, но не всегда. Он писал музыку, иногда на чужие стихи, иногда на свои, иногда на мои. А пел другой человек, они выступали группой, распространяли записи. В моём мире музыку записывают, как у вас магические кристаллы, так у нас электронные, основанные на научных технологиях. Сейчас покажу, — она стала доставать из сумки телефон, — информацию хранят и обрабатывают при помощи полупроводников, а воспроизводят звук через мембрану, на которую подаётся электрический ток... — она наконец достала телефон и подняла глаза, увидев поражённые взгляды дам за столом, смущённо улыбнулась и сказала: — А, да, я забыла. Господин министр говорил, что на фестивале нельзя говорить о науке, не будем. Будем об искусстве. Сейчас найду эту песню, — она стала набирать название в поиске плеера, нашла, включила и сделала погромче, — вот, это она.

Дамы замерли с недонесёнными до рта чашками, внимательно слушая звуки другого мира, а Вера осматривала украшенные гирляндами красные клёны, под кронами которых хрипло пел Розенбаум. Одетые в шелка зрители за оградой раскрывали рты и округляли глаза, это настолько мощно усиливало общее ощущение сюрреализма, что Вера остановила песню, опасаясь, что сейчас разревётся на глазах у всех.