Хитрец. Игра на Короля

Фойерен быстро пролез сквозь раму и почти перевалился через нее всем телом. Он уже пытался ухватиться за скользкий козырек соседнего окна, чтобы удержать равновесие, когда в кабинет вошел кто-то из слуг Савиенны.

Негромкий звук открываемой двери – и Хитрец, слишком увлекшийся лазом, чтобы следить за комнатой и снующими людьми, вздрогнул всем телом. И тут же нога его подкосилась, где-то внизу скрипнуло, и Фойерен полетел вниз.

Падение завершилось громким хрустом кости, – и месье Алентанс тут же вцепился ногтями в замерзшую землю, чтобы подавить стон.

Совсем рядом с курьером лежал артефакт Джасин, разбитый на мелкие кусочки… Собаки, дремавшие у парадного входа особняка, были разбужены шумом и зашлись громким лаем.

«Идио-о-от!» – протяжно завыло в мыслях Хитреца. И на несколько секунд все другие мысли оборвались.

Ведь дальше была одна только боль. Боль повсюду, она едкая, гремучая и острая – настолько, что мгновенно пронизывает все тело и стучит в висках. Слабо соображая от нахлынувших страданий, Фойерен все же поднял голову вверх и увидел свет, падающий на землю от зажигаемых по всему дому светильников.

Две секунды. Он может потратить на себя ровно две секунды. Скатившись с раздетого, примятого падением кустарника, Хитрец быстро попытался найти источник боли; им оказалась левая нога. Прикоснуться к той было невозможно: здесь его пальцы превращались в раскаленные иглы, с налету врезавшиеся в пораженное место.

Нога болела нестерпимо.

Перед лицом Фойерена всплыл образ Чьерцема Васбегарда. Одельтерский маг еще несколько месяцев назад пытался продать ему втридорога свое новое изобретение – пропитанную магией марлевую повязку. Повязка эта, по словам чародея, могла создать великолепную иллюзию отсутствия боли. Но Хитрец тогда лишь посмеялся, заявив, что купит эту фитюльку лишь за половину сорэ, да и то если Чьерцем изловчится разделить монетку на две части. Теперь же Фойерен готов был проклинать свою скаредность.

К действительности Хитреца возвратил новый шум: два огромных, спущенных с цепи волкодава неслись сейчас с лаем прямо на него. Каждый из этих бесов был намного сильнее и быстрее человека, и нетрудно было догадаться, каким оказался бы исход встречи с ними.

Теперь уже не было смысла нежничать.

Рука сама потянулась за пистолетом. Поймав взглядом движение, месье Алентанс прицелился и дважды выстрелил. Он, может быть, и поспешил; но он хотел жить – возможно, даже слишком – и при этом со всеми полагающимися частями тела.

Скуля, будто маленькие щенки, собаки повалились; Хитрец выиграл для себя пару мгновений. Теперь он понял, что ему нужно перебороть боль и наступить на ногу. Положиться на очевидно сломанную ногу, добежать до ограды и перелезть ее – если в самого Фойерена не пустят пули раньше, конечно.

Все происходило в доли секунды.

Хитрец решился.

Вы ведь знаете, месье Монгрен, знаете такую иллюзию организма, который не различает вкус еды после того, как вы на спор проглотили слишком много острого? После этого съешьте вы хоть три жгучих перца – все по боку. Так же и с болью: раз наступив на сломанную ногу, месье Алентанс не чувствовал более разницы.

Он даже не помнил, как перемахнул через забор, – возможно, в минуту смертельной опасности способности его организма необычайно усилились, и именно это придало ему сил.

Началось ужасающее бегство – оно-то и врезалось в память курьеру. Фойерен обливался потом, петлял подворотнями, запутывал свой путь, пережидал в грязных переулках. Он подобрал на помойке палку, с которой нельзя было показаться на глаза приличным людям, и теперь опирался на нее, помогая себе бежать. Перед ним расстилалась полубесконечная дорога страданий, ведущая, как говорят, к искуплению. Но Фойерен в это не верил.

С рассветом он рухнул у порога кондитерской на углу одного из безымянных переулков Города Души. Когда вышла хозяйка, Хитрец на ломаном эсналуро попросил ее послать за знакомым врачом. Он невероятно рисковал, но силы покидали его, а до пристанища оставалось еще далеко.

Напуганная видом курьера, сердобольная женщина долго сокрушалась, но Фойерену все же помогла: она отправила по указанному адресу своего сына. Сам же Хитрец был спрятан ею в подсобке, и там хозяйка все пыталась накормить его свежим хлебом, будто это могло чудодейственным образом помочь.

Через некоторое время в кондитерскую пожаловали по душу Хитреца. Но это были не охранники Савиенны, не полиция и даже не мансурский доктор: сюда влетели Чьерцем и Кадван. Именно они всю ночь поджидали Фойерена в назначенном месте, подальше от наших квартир.

– Пропади ты пропадом! – разразился Васбегард, едва только увидел измученного курьера.

И это было неудивительно: каждый из нас воскликнул бы то же самое. Месье Алентанс хлипко распластался на присыпанному мукой полу. Лицом тот почти не выдавал потрясений – лишь странно смотрел исподлобья; но его тело колотило, одежда промокла от пота и посерела от грязи. Левую ногу его омерзительно раздуло, а Фойеренгер, терпевший боль уже несколько часов подряд, еле ворочал языком.

– Помогите… мне… дойти… – с трудом проговорил он.