Впрочем, он вряд ли мог похвастать завидной наружностью. Прямой длинный нос, над которым возвышалась выпуклая кожная складка, заканчивался вислым кончиком. Редкие брови чужака вышли настолько светлыми, что судить об их присутствии было затруднительно. Маленькие тонкие губы, верхняя чуть больше нижней, были резко очерчены. Даже зубы его не выдались ровными: длинные и тонкие, они норовили кое-где наскочить друг на друга. Не имей лицо приятную овальную форму, он был бы дурен собою, но высокий лоб его уходил в две небольшие залысины, повсеместно считавшиеся признаком сметливого ума, а светло-голубые льдистые глаза под тяжелыми веками взирали перед собой спокойным деловитым взглядом.
На почтительном расстоянии от первого занял место еще один визитер, темноволосый, крепче телом, ниже ростом и на добрый десяток лет моложе. Во взгляде его угадывалось удивление: он слабо понимал, где сейчас оказался и зачем ему вообще присутствовать при будущем разговоре.
Пристальцы[41]
не вели разговоров и были бы совсем не слышны, если бы первый с завидным постоянством не кашлял и не прикладывал платок к носу.Еще в дверях Первая чародейка Одельтера смерила гостей хватким взглядом, и ей понадобилась всего пара мгновений, чтобы опознать как минимум одного из пожаловавших.
– Скажите-ка на милость![42]
– театрально всплеснув руками, воскликнула она. – Торговцы ценностями! Будь я на пару сотен лет моложе, я, так уж и быть, поверила бы.Тот, что был повыше и постарше, уважительно поклонился; то же проделал и молодой парень. «Этикет в Одельтере превыше всего, – вспомнил он изречение спутника. – Им прикрываются в трудное время, как щитом. И поступаться этими нормами можно лишь в тех случаях, когда терпеть собеседника совсем уже невмоготу».
Прибывшие могли похвастаться приличными костюмами и имели приличные выражения лиц. За исключением того, что на виске светловолосого – с левой стороны, совсем рядом с ухом – красовался уже не первозданной чистоты бинт; у второго был подбит правый глаз, да настолько сильно, что чудовищный опухший кровоподтек раскинулся чуть ли не на половину щеки. Первый маг Одельтера проявила бесконечный такт, не рассмеявшись при виде таких «курьеров».
– А ты дряхлеешь, Алентанс, – критически заметила она. – Теперь я вижу, как морщины расходятся от твоих глаз.
– Что поделать, – пожал плечами уличенный в старении курьер, – времени подвластны даже Хитрецы.
Простуда делала тембр его голоса еще более непривлекательным для слуха.
– И твое здоровье по-прежнему оставляет желать лучшего, – заметила чародейка.
– Я – курьер, – пустил в ответ словесную шпильку Фойеренгер. – У меня слабое тело, но легкие и быстрые ноги.
Вырвавшийся из груди Хитреца кашель прервал его изречения.
– Но оставим пустые приветствия, – ничуть не смутившись, сказала Архимаг. – Какую же ценность ты привез мне из Этидо?
Здесь месье Алентанс зашевелился. Сперва он всучил в руки своему компаньону трость, с которой не расставался прежде ни на секунду. Парень, который и так всю дорогу был навьючен вещами, уже задумывался, не являлась ли обязанность личного денщика главной причиной, побудившей Хитреца нанять его на работу.
Второй вещью, что неизменно находилась при Фойерене, был темно-синий кофр. Бережно, двумя руками курьер подхватил скрипичный футляр и с детской непосредственностью водрузил его прямо на письменный стол. Здесь распахнулась синяя крышка и миру явились очертания великолепной, столь не подходящей для потрепанного фуляра скрипки. Инструмент был извлечен из кофра и возложен поблизости на чистые бумажные листы. Затем послышался щелчок – то месье Алентанс подцепил пальцами отсоединенную футлярную внутренность. Из какого-то потайного кармашка он достал внушительных размеров и скрепленный королевской сургучной печатью конверт.
– Прошу, – уже без актерства сказал Хитрец и в полупоклоне протянул Архимагу послание. – Секретная просьба от самого одельтерского государя. «С выражением глубокого уважения и обеспокоенностью по причине сложившегося положения дел».
Женщина потрясла конверт, а потом, вместо того чтобы аккуратно срезать печать, разорвала его сбоку. Вынув письмо, она долго вглядывалась в аккуратные, выведенные красивым королевским почерком строчки.
И наконец точеный нос Первой чародейки сморщился.
– Какая некрасивая смерть! – испустила недовольный возглас она.
– Боюсь, красивых смертей не бывает, – тотчас же отозвался Хитрец. – Любая гибель уродлива, даже самая благородная и великодушная.
Архимаг оторвала взгляд от чтения и с таким укором посмотрела на курьера, будто выпустила в него незримый арбалетный болт, маленький и меткий. Хитрец зашелся кашлем, и чародейка с удовлетворением вернулась к чтению.