Хитрец. Игра на Короля

Ребра готических сводов, безмолвные и величественные, горделиво возвышались над головами гостей. Фойерен насчитал три десятка выступов, а теперь пытался определить, сколько из них – жалкий обман зрения. Оптической иллюзией было и освещение. Месье Алентанс не увидел газовых либо электрических ламп, но через большие витражные окна в кабинет в десять вечера пробивались фальшивые солнечные лучи.

– Какими бы ужасающими ни были затруднения Империи, – с высшим пренебрежением сказала женщина, – Ресильен де Брольи не находит ничего разумнее, чем попросить Архимага соврать, чтобы затем разбираться с проблемами Одельтера… будто в Лоэннлиас-Гийяре нет собственных!

– Я лишь развожу почту, – протянул Фойерен виноватым голосом. – Что передать императору в ответ?

Первая чародейка Одельтера задумалась.

– Пожалует Архимаг к нему, раз государь того желает. – С этими словами женщина развернулась и кинула послание в горящий камин. – А мне следует признать, что ты снова как нельзя кстати пришелся ко двору. Боюсь, ты будешь здесь нужен.

Курьер, готовый выслушать Архимага, кивнул.

– Придется кое о чем попросить тебя, Хитрец. Мне и нескольким людям, хотя сейчас они и сами того не подозревают. Я хочу, чтобы ты потолковал с ними, а потом остался в Лоэннлиас-Гийяре на пару дней. Ты же можешь себе это позволить?

– Скорее да, чем нет, – спокойно ответил Хитрец, ставший, как заметил его спутник, вдруг поразительно немногословным.

– Вам все равно следует подлечить побои, – Архимаг пристально разглядывала лица курьера и его помощника. – Кто же это с тобой, один из новых рекрутов Тайного ведомства?

Кажется, чародейка вспомнила наконец о существовании Кадвана, чье присутствие при личном разговоре ничуть не смутило ни Хитреца, ни чародейку. Оставалось только гадать, могли ли Архимаг Одельтера и курьер Его Императорского Величества при очевидной неприязни доверять друг другу настолько, что каждый из них не сомневался даже в компаньонах своего оппонента.

Хитрец со смешком подтолкнул к чародейке новообретенного помощника.

– Никак нет! – нашелся парень, чьи слабые попытки слиться с интерьером растаяли на глазах, – Кадван Берм, я… работаю на месье Алентанса.

– Оно и видно, – усмехнулась Архимаг, навскидку оценив возраст синяка под его глазом. – Я прикажу найти вам комнаты. У нас не так много времени, и потому приступим к делу сразу.

Кивнув ей, Фойерен откашлялся и кротко шмыгнул носом. Первая чародейка удрученно покачала головой, будто сердобольность все же взяла над ней верх, и наконец предложила несложное, избавляющее от простуды колдовство. Но Хитрец нахохлился и решительно замотал головой.

– Тогда постарайся никого не заразить, когда будешь при них кашлять, – со вздохом сказала чародейка, – им и без того тяжко.

* * *

Тишина была приятной на вкус, а беспросветная пелена закрытых век сменялась ненадолго цветными картинками снов-воспоминаний. Так продолжалось много раз: несколько спасительных мгновений, после которых Эйкере вновь захлестывала боль. Боль прибывала с каждым вздохом, и во время этих ритмичных волн партиец думал, что проще всего было бы вообще не дышать. Но жизнь оказалась упрямой и не оставляла Скольру.

Врач, что трудился над заключенным половину ночи, ушел совсем недавно. Сейчас Эйкере был перевязан и обколот чудодейственными экспериментальными лекарствами, но, даже несмотря на это, каждый вздох приносил ему мучение. Освобожденец решил замереть в одном положении, но проблему это не решило. Ведь у него оставалось дыхание, приводящее в движение грудную клетку, что оборачивалось новыми пытками.

Скольре казалось, что он заживо горит в дьявольском пламени. «Я уже мертв, – повторял он про себя снова и снова десятками, сотнями раз, – я уже мертв, и потому бояться нечего». Такие мысли помогали, облегчали существование. Но они не могли остановить ход времени, что текло изуверски медленно, тяжело переваливалось со стены на стену, опускалось с потолка и давило всей своей тяжестью на его грудь.

Время было скорбным спутником Эйкере; оно смотрело на него неморгающим, суровым взглядом. И наконец заговорило неожиданным, взывающим со стороны вечности шепотом.

«Вставай, Скольра, мы вызволим тебя отсюда».

Шепот был настолько четким и осязаемым, что походил на бред. Скольра догадался, что в кровь его попала зараза и теперь она с невероятной скоростью распространяется по всему телу. Слабеющий организм его, как было заложено природой, безропотно сражался, пытаясь выжечь все инородное, и жар стал нелегким испытанием для рассудка.

«Ты жив?» – вновь послышался негромкий голос. Он сопровождался еле различимым звуком шагов, и теперь Скольра не был уверен, что это не морок. Незнакомец говорил тихо, и тон его был излишне мягок – все для того, чтобы Эйкере не начал кричать, думая, что к нему подослали убийцу.