Нет, Долгоруков не боялся идти в логово законопреступников. Просто немного смущал адрес: Маросейка, дом Симонова. Он знал этот дом, что стоял почти напротив храма Николы Чудотворца и имел репутацию превеселого. То бишь дома с девочками…
Сева не без волнения подошел к шикарному подъезду и постучал в дверь тяжелым медным кольцом. Двери почти тотчас открылись, и весьма премиленькая горничная спросила:
– Вам кого?
– Я по записке… Вот, – ответил Долгоруков и показал горничной клочок бумаги. – Мне нужен господин Шпейер.
– Проходите, – не очень уверенно ответила барышня и отступила на шаг, пропуская Севу в прихожую.
Потом они поднялись по мраморной лестнице на второй этаж, и в небольшой гостиной перед кабинетом-библиотекой горничная попросила подождать.
– Хорошо, – ответил Сева и покорно присел на диван.
Ее не было минуты две. Потом горничная вышла и жестом пригласила Долгорукова войти. И Сева вошел…
На него выжидательно уставились три пары глаз. Одна принадлежала смешливому молодому господину, почти юноше с легким румянцем на щеках. Он был щеголеват, черноглаз, а вздернутый нос делал его лицо немного нагловатым и крайне притягательным. Некая легкая азиатчинка, которую едва можно было уловить в его облике, вместе со взглядом черных бездонных глаз и нахально вздернутым носом делали молодого человека столь обаятельно привлекательным, что ему с первого же взгляда невозможно было не довериться. Наверняка в него охапками влюблялись юные гимназистки и зрелые женщины, и охотно верилось, что он пользовался их доверчивостью. И вообще, из всей троицы, находящейся в комнате, он был самым располагающим.
Вторая пара глаз – серых, с легкой хитринкой – принадлежала простоватому на вид мужчине лет тридцати, который единственный из всех троих, был одет в домашний архалук, что позволяло предположить в нем хозяина дома, того самого Иннокентия Симонова, купеческого сына, держащего в своем доме «веселое» заведение, а иными словами, бордель.
Третья пара глаз – темно-карих и невероятно крупных – была особенно примечательной. Смотрели они пронзительно-ясно и одновременно весело. Было сразу видно, что их обладатель точно знает, что он хочет от жизни. И отчего-то верилось, что задуманное непременно исполнится. Ну просто не может не быть! Взор этих глаз, казалось, никогда не выражал сомнения или нерешительности. По крайней мере, так показалось Севе поначалу. Господину с пронизывающим взором, судя по всему, не было еще и тридцати. И, похоже, в этой троице он был главным. Очевидно, это и был тот самый Шпейер, о котором говорилось в записке.
– Вы кто? – спросил он.
– Я – Долгоруков, – ответил Сева с некоторым вызовом.
– Это мы видим, что
– А вы – Шпейер? – спросил Сева.
– Да, – ответил тот. – Я – Шпейер. Павел Карлович. А это мои друзья: Иннокентий Потапович Симонов, – Шпейер указал поворотом головы на мужчину в архалуке, – и Самсон Африканыч Неофитов, – Павел Карлович посмотрел теперь на смешливого господина с румянцем на щеках, и тот располагающе улыбнулся.
– Долгоруков, Всеволод Аркадьевич, – сказал в свою очередь Сева, соблюдая нормы приличия. – Дворянин.
– Очень приятно, – сказал Шпейер. – Присаживайтесь.
– Благодарю, – сел Сева на свободное кресло.
– А вы и вправду Долгоруков? – спросил вдруг Неофитов.
– Да, – ответил Сева. – Только не князь.
– Значит, вы не родственник нашего многоуважаемого губернатора Владимира Андреевича? – снова спросил Неофитов. – Ну, скажем, родной племянник?
– Нет, – несколько удивленно ответил Сева.
– Жаль, – с подкупающей искренностью констатировал Самсон Африканыч Неофитов.
– Очень жаль, – подтвердил Симонов.
И вся троица рассмеялась.
– А что здесь такого смешного? – недовольно спросил Долгоруков. – Что я не князь или что я не племянник генерал-губернатора?
– Дорогой Всеволод Аркадьевич, – доверительно произнес Шпейер, и взгляд его, смягчившись, сделался менее пронзителен. – Не сердитесь. Это мы не над вами смеемся, а о своем…
– О девичьем, – добавил за Шпейера Неофитов, и трое мужчин снова рассмеялись.
Нет, они не походили ни на громил, ни на уркаганов и на первый взгляд казались вполне приличными и добропорядочными людьми. Впрочем, как и при второй, и при третьей встречах.
– Итак, господин «Долгоруков-некнязь», позвольте полюбопытствовать, что за дело привело вас к нам, – обратился к Севе Павел Карлович Шпейер уже вполне серьезно. – Машенька сказала, что у вас есть какая-то записка?
– Да, вот она, – сказал Сева и протянул записку Шпейеру.
– М-да-а, – протянул Павел Карлович, прочитав записку. И посмотрел на своих друзей: – Господа, Поль попался с поличным.
Лица мужчин сделались серьезными. Повисло неловкое молчание. Затем Шпейер сказал Севе:
– Вы нас извините, monsieur, но мы вынуждены на минутку оставить вас поскучать в одиночестве… Ибо нам необходимо посоветоваться, – доверительно добавил он.