Хьюстон, 2030: Нулевой Год

— Полио, — она сказала это так спокойно, как будто у её сына был насморк.

Нет проблем, сказало что-то в голове у Марка. Полио. Полиомиелит. Такая детская болезнь, бывает и хуже. Но другая, постоянно беспокоящаяся о чём-то, часть мозга выталкивала, выталкивала, и, наконец, вытолкнула страшный вопрос, — У него… У Дэйви – будет… паралич?

— С ручками всё в порядке, слава Богу! Доктор сказал, что ножки ещё могут поправиться… Она откинула простыню, и Марк увидел, что ноги малыша были безжизненно вытянуты на кровати.

— Чёрт! Мне очень жаль, Клэрис.

— На самом деле, Дэйви очень даже повезло. Сейчас у нас в Хьюстоне – сразу две эпидемии. Полиомиелит и холера! В нашем квартале, уже семь или восемь человек умерло… Каждый день – похороны… Хорошо, что Мэри и Билли удалось доставить Дэйви в больницу ещё до наводнения… Ты знаешь, он был на аппарате искусственного дыхания целые сутки. Они называют эту штуку: «Железные Лёгкие». Некоторым из тех, кто поступил позже, – аппаратов не хватило! Типа: кто не успел, тот опоздал.

Вот и отлично, заявила беззаботная часть мозга. Повезло. Аппарат нашёлся. Кто-то из детей болеет полиомиелитом и потом не может ходить. Это нормально, с каждым ребёнком может произойти такая незначительная неприятность. Ну и что? — Он сможет ходить? — спросила другая часть мозга.

— Доктор сказал, недели через три или около того, мы будем знать наверняка… А позавчера приходила медсестра по реабилитации. Она сказала: надо надеяться на лучшее, но готовиться к худшему.

— К худшему?

— Ну, если паралич останется… Она сказала, если паралич останется, мышцы начнут потихоньку усыхать и сокращаться. И колени тогда согнутся, на всю жизнь.

Беззаботная часть головы Марка вдруг решила перехватить инициативу в разговоре, — А, так он теперь будет как тот «мальчик-паучок»! Что из дома на перекрёстке, около шоссе. Ты видела, Клэрис, как он ловко ползает на руках? У него ещё ножки скручены, как у йога, в позе лотоса. И он ползает на двух низеньких табуретках! Наш Дэйви тоже так научится, без проблем.

Вдруг, та же оптимистичная часть мозга выдала на-гора блестящее предложение, — А ещё лучше, мы найдём для Дэйви скейтборд! Будет вообще класс!

Клэрис посмотрела на Марка взглядом, полным удивления и страха. Ясное дело, что она удивилась и испугалась, сказала в голове у Марка беспокоящаяся часть мозга. «Вообще класс!» тут совсем ни к селу, ни к городу.

Но вечная оптимистка Клэрис не могла отказаться даже от такого «блестящего предложения», — Да! Скейтборд – это должно сработать, я думаю… На скейте, Билли сможет брать Дэйви с собой делать Маршрут, правда здорово?

А беззаботная часть мозга Марка всё спешила внести свою лепту в разговор. — Эй, Дэйви! — сказала она тем супер-пупер-оптимистическим тоном, которым надо всегда говорить с малышами, — А где у нас папины ручки?

Дэйви отложил паровозик и пошевелил пальчиками в воздухе.

— Правильно! Это теперь папины ручки! Отлично Дэйви! Ты у нас умница! А теперь скажи-ка нам: кто твой папа?

— Инвалид войны!

— А что мы будем говорить на Маршруте, Дэйви?

— Поможем Инвалидам! Поможем Инвалидам!

Вот и отлично, заключила у Марка в голове беззаботная часть его мозга. Дэйви ещё совсем маленький. Скоро привыкнет ездить на скейте, и даже не будет помнить, что он мог когда-то ходить и бегать. Как глупо, не согласилась беспокойная часть. Тебе сказали, что твой внук может остаться калекой – на всю жизнь. А ты весело распланировал, как мы найдём малышу скейт и отправим его с папой делать Маршрут, милостыню собирать.

— Как долго… я был здесь? — спросила беспокойная часть Марка. Отчего это Клэрис смотрит на меня как на буйно-помешанного, подумал он. Я совсем не буйный. Небольшое раздвоение личности – это даже не психоз.

— Ты помнишь что-нибудь вообще?

— Не-а. Последнее, что я помню, это на заводике Фреда… Меня «Мясник» подстрелил из обреза. Хотя – нет. Ещё что-то помню…

Он попытался сосредоточиться. Нет, полной амнезии у него не было. Сохранилось несколько обрывочных эпизодов, но, видимо, не в хронологическом порядке и каких-то странных. Например, Марк откуда-то знал наверняка, что в этой палате было шестнадцать коек. Он видел всю комнату, точнее, небольшой зал, ещё до того, как вокруг коек установили ширмы. Судя по нескольким оставшимся предметам дорогой дизайнерской мебели, это здание было изначально не больницей, а каким-то шикарным офисом. Открытое пространство для сдачи в аренду. До Обвала, в этом зале, вероятно, стояли «кубики» и столы для «офисного планктона».