Хладен, как смерть

Уильям Микл «Хладен, как смерть» William Meikle «Cold As Death» (2015)

Снежная метель налетала в лицо, пока он несся по седловине, граничившей с западным склоном распадка. Лошадь внезапно остановилась, едва не сбросив его, и ее пришлось понукать, прежде чем она двинулась дальше.

В иную ночь он, может, и дал бы ей волю. Мыслей об очаге и доме и его теплых комнатах в Стирлинге было почти достаточно, чтобы забыть, что дорога, лежащая впереди, ведет в прошлое… и ее надо пройти.

Он сидел у огня в «Тва Дагс», когда пришел зов. Он уже выпил несколько порций эля, и послание донеслось слабо, издалека, но он тут же понял, что оно значит.

Пора.

Он уехал той же ночью. Три дня ветра и снега развеяли даже те крохи энтузиазма, что вызывала у него эта задача, но выбора не было. Они заключили пакт, десять лет назад. Свою половину сделки он уже выполнил, и не раз, но теперь причиталось с его партнера. И пора было платить.

Завывали шквалы ветра, и бин сидхе визжала ему в уши. Он изгнал ее взмахом руки, вызвавшим вспышку света и уколовшим его ноздри запахом серы.

Что-то таилось за гранью в ночи.

И оно меня знает.

И вновь он пришпорил лошадь. Снег под копытами становился плотнее и глубже. Он был рад, что ехал в тяжелых штанах, а под плащом была туника из толстой кожи. Меч холодил левое бедро, но он оставил его висеть там.

Он может пригодиться мне, и скорее рано, чем поздно.

В какой-то миг дорогу стало не видно за сгустившейся метелью, но поисковое заклинание помогало ему держаться пути. Пользоваться им приходилось понемногу, потому что каждый раз, вызывая его, он терял немного тепла и холод глубже пробирался в кости. Руки уже казались кусочками льда под оленьей кожей и шерстяными митенками, и он боялся, что если коснется бороды, то кусок ее останется в руках.

Они пробивались. Слабое, водянистое солнце пыталось подняться над Раннох-Мур на востоке, но тепло не проникало сквозь снег. Ветер стегал его по лицу через всю долину, словно пытался прогнать. Он крепче затянул капюшон плаща вокруг шеи и подстегнул лошадь.

Полдень почти наступил, когда он, подняв голову, увидел серую тень крепости Этив, нависшую над распадком примерно за полмили впереди.

В нем нарастал порыв сбежать.

Повернись и умчись. Никто не узнает.

Но он слишком долго убегал. Он должен спасти друга. В этот раз все было иначе.

* * *

Ему пришлось с силой молотить в огромную дверь набалдашником меча, прежде чем его присутствие заметили. И внутри самой крепости оказалось ненамного теплее. Человечек, так закутанный в меха, что казался ковыляющим медведем, показал ему, где поставить лошадь, а потом повел в главный зал.

Слуга сообщил о его прибытии:

— Август Сэтон, из Стирлинга.

Десять голов повернулись, пока он шел по просторам пола. Некоторые затем подчеркнуто повернулись спинами.

Похоже, репутация меня опередила.

Его шпоры клацали и выбивали щепки из дерева, но он не обращал внимания, стараясь не выглядеть торопливым на пути к огню, и вытянул руки к пламени так близко, как только осмелился. Наконец он смог снять часть одежды. Плащ и митенки он положил поближе к огню, но меч оставил у бедра. Судя по выражениям некоторых лиц, смотревших на него, меч может пригодиться.

Чувствительность начала возвращаться к рукам, и он отвернулся от ревущего пламени, встав лицом к залу. Справа ему бросили флягу подогретого вина.

— Держи. Влей в себя. Лучше согреться этим изнутри.

Дункан, тан Этива, не особо изменился с последней их встречи. Он был крупным мужчиной, шесть футов ростом, с широкими плечами, огненно-рыжими волосами и бородой, в которой можно было укрыть семейство мышей. Его лицо раскраснелось от огня, и, когда огоньки свечей отражались в глазах, он казался самим дьяволом. Но он рассмеялся, и чары были разбиты.

— Приятная встреча, здоровяк, — сказал Сэтон. — Давненько это было.

— Десять лет, — отозвался Дункан. — Мы стали старыми и толстыми.

— Ну, ты уж точно, — ответил Сэтон. Здоровяк рассмеялся, но чего-то не хватало. Его жизнелюбие теперь не было прежним. Лишь тот, кто знал его, заметил бы это изменение. Выдавали его лишь морщины в уголках глаз да улыбка — она была слишком широкой. Сэтон заговорил вновь, но тан остановил его.

— Потом, — прошептал здоровяк. — Они не знают.

Несколько часов они проговорили, наверстывая эти десять лет. У тана было немало историй о боях и женщинах, но больше о боях. Сэтон и половине из них не поверил, но был рад, что здоровяк в разговорчивом настроении.

Не приходится говорить мне.

День угасал. Зажгли еще свечи, когда закат начался за витражными окнами. Лишь когда последние гости тана ушли и Дункан открыл жбан с уиски, разговор свернул на причину призыва.

— Пришло время, — сказал здоровяк. — Жнеца видели.

— Мы оба знали, что этот день придет, — ответил Сэтон. — Мы заключили сделку.

Дункан сделал глоток напитка, который свалил бы лошадь.

— О да, — сказал он печально. — И десять лет тогда казались веком. Но коротки они были, слишком коротки.

— Мы оба получили, что хотели, — сказал Сэтон, расхаживая по комнате. — Ты — все это.