Хладные легионы

Но для Талда было слишком поздно.

Переданный нож был острым как скальпель: он разрезал веревку, прикоснувшись к ней нежно, будто в поцелуе, оставил на левой руке Эгара тонкий порез, едва дотронувшись, и лег в правую ладонь Драконьей Погибели, словно был специально под нее сделан.

Эгар неуклюже развернулся и не стал тратить время на замах. Ударил вниз, и отточенное за годы отчаянных схваток на поле боя чутье позволило отыскать крупную артерию на внутренней стороне Талдова бедра. Стражник, ощутив укус клинка, гневно вскрикнул и отскочил. Он еще не понял, что погиб.

– Он освободился!..

Вопль оборвался, когда Эгар расчистил пространство, локтем ударив Талда в грудину, и развернулся к Джарану, чтобы полоснуть его по лбу, прежде чем стражник успеет отшатнуться более чем на пару дюймов. Кровь из раны потоком хлынула на лицо потрясенного стражника. Он зарычал и слепо замахнулся на своего внезапно освобожденного пленника. Попытался ударить дубинкой. Эгар пнул его сапогом в колено. Он упал. Драконья Погибель пнул еще раз и попал во что-то мягкое. Джаран сложился пополам.

Эгар нагнулся, схватил свободной рукой дубинку Джарана и повернулся лицом к остальным. Увидел сверкающую саблю капитана, блокировал удар, зацепил и швырнул клинок прочь, шагнул вперед. Теперь вокруг него нарастали крики, остальные стражники пытались предпринять что-то в ответ. Эгар кинулся на капитана и ударил его в лицо так, что голова запрокинулась, воткнул жуткий ножик под челюсть. Повернул, почувствовал, как тонкий клинок сломался, и отпустил.

Где-то яростно вопил Дархан:

– Он освободился, глупцы! Он убегает!!!

Капитан, у которого из-под подбородка текла кровь, отшатнулся, хватаясь за рану, потеряв саблю. Подбирать ее не было времени. Толпа все смотрела и ревела, будто на каком-то состязании. Эгар повернулся еще к одному стражнику, получил низкий удар по бедру и выстоял. Ударил в ответ дубинкой по виску, услышал хруст – противник упал без чувств.

Остальные ринулись на него. «Это не может продолжаться долго, Драконья Погибель». Он приметил свое следующее оружие: зарычал от свирепой радости. Обменялся ударами с первым нападавшим, заорал ему в лицо, чтобы сбить с толку, и метнулся мимо, к жару и яркому свету. Выдернул факел из земли с триумфальным воплем и замахнулся. Пламя с шумом рассекло воздух.

Ему повезло – двое из оставшихся стражников атаковали одновременно, и их удалось поразить одним размашистым ударом. Куски вымоченных в масле тряпок и капли смолы полетели во все стороны, попадая на одежду и волосы. Тут и там вспыхнуло пламя. Загоревшиеся отшатнулись, в панике охлопывая себя. Эгар запрокинул голову и взвыл как берсеркер. Крик пронзил его ноющую от боли голову, словно топор, рассек ночную мглу, как яростный вопль огромной хищной птицы. Он вскинул дубинку и факел, держа их в обеих руках. Опять взмахнул своим огненным оружием, заставив его загудеть.

– А ну, подходи! Кому еще навалять?!

Он орал по-маджакски, сам того не осознавая – резкие, чужеродные слова, непонятные большинству. Мужчины смотрели на Драконью Погибель из окрашенной отблесками пламени тьмы, словно публика в зрительном зале театра – с волнением, потрясенно, – и никто даже не пытался бросить ему вызов.

Река была в десяти шагах за спиной. Эгар заметил, как сбоку подбирается Дархан с длинным ножом в руке. Направил на бывшего друга и наставника факел, уставился на него сквозь дрожащий от жара воздух над танцующим пламенем.

– Ты, мудила! – завопил Драконья Погибель. – Я до тебя еще доберусь!!!

Швырнув факел в ишлинака, с глубоким удовлетворением отметил, что Дархан отшатнулся. А потом повернулся и со всех ног помчался к берегу.

Добравшись до края, бросил дубинку.

И прыгнул, нырнув головой вперед, прямиком в черную воду.

Глава тридцать седьмая

У Рингила ушло больше времени, чем хотелось, на дорогу до Моста Черного народа. Со стороны эстуария ведущие от дворца улицы кишели людьми до такой степени, что перемещаться по ним быстрее улитки с дипломом юриста было просто невозможно. Фургоны, тележки и всевозможные пешеходы соперничали за пространство. Единственным способом освободить дорогу было пришпорить коня так, чтобы он раздавил в толпе всех, кто слишком медлителен или упрям, чтобы убраться в сторону.

Но насилие любого рода могло лишь привлечь внимание, а Рингил, невзирая на острое похмельное желание причинить кому-нибудь вред, хотел оставаться как можно более незаметным, затеряться в шуме ихельтетского сердца. Арчет его отпустит, нет сомнений, и он надеялся, что Ракан последует ее примеру. Но рано или поздно Джирал все узнает, а это значит, что времени мало. Поэтому Рингил окутал себя невеликими остатками терпения, словно дырявым плащом, смирился с медленно пульсирующей болью в голове и продолжал ехать, будто преодолевая реку в разгар летнего разлива, по колено в потоке граждан, двигаясь медленнее, чем было бы пешком.

Это дало ему время на размышления, без которых он хотел обойтись.