Шаги по доскам внутри. Эгар рассудил, что другой маджак в добрых трех футах от двери и, вероятно, чуть в стороне. Он бы принял те же меры предосторожности. Если дверь внезапно распахнется вовнутрь, нужно пространство для маневра.
– Видишь ли, я сам невеликий поклонник Цитадели. Подумал, вдруг ты мне поможешь.
Тишина. Скрипнула половица. Наконец Харат прочистил горло.
– Я не расслышал твоего имени, брат.
– Эгар. Из скаранаков. Меня кличут Драконьей Погибелью.
То ли кашель, то ли смех.
– Ну да, конечно…
– Слушай, ты! – Эгаром овладел внезапный приступ неподдельного гнева. – Дверь сраную открывать будешь, или как?
Опять установилась тишина, но ее тон изменился, и Эгар понял, что победа близка. Он стал ждать. Внутри сдвинулся засов. Дверь из выбеленных досок открылась вовнутрь – с неохотой, на ширину ладони, – и в щели показалась сердитая физиономия молодого маджака. Жидкая борода, длинные нечесаные патлы и налитые кровью глаза. Харат из племени ишлинаков уставился на Драконью Погибель мутным взглядом и, похоже, не осознал угрозы.
– Любой, кто скажет тебе, что драку начал я, врет как сивый мерин.
Эгар кивнул.
– Я потому и пришел, чтобы расспросить. Не хочешь меня впустить?
Юноша без особой любезности пожал плечами и открыл дверь шире. Отступил на пару шагов и вытянул перед собой обе руки, словно продавец, демонстрирующий товар, или человек, позволяющий Городской страже себя обыскать.
– Конечно. Осторожно, низкая притолока.
Комната за дверью, расположенная под самой крышей, была душной и тесной. Выпрямиться в полный рост в ней можно было только в самом центре. Харат заполнял пространство, просто потому что стоял посередине – он был крупным малым, все еще по-юношески стройным, но с широкими плечами и бедрами от многолетней езды верхом и тренировок с копьем-посохом. За ним Эгар увидел низкую койку под крошечным окном, испачканные и мятые простыни, изношенную матерчатую занавеску, которая самую малость приглушала врывающийся в комнату солнечный свет. В углу стоял ночной горшок, но медвежий дух пропитал здесь все без остатка.
– Поделитесь теплом очага и истиной сердца, преломите хлеб и отведайте пищи под небом, что одно на всех. – Ритуальные обезоруживающие фразы вообще-то не действовали за пределами степи, в городе, но Харат все равно пробормотал нужные слова невыразительным тоном: – Тепло моего пламени – твое тепло.
– Как благодарный сородич, я занимаю свое место.
– Ну да… – Харат показал разделочный нож, который держал за спиной. Взмахнул рукой с виноватым видом, потом сунул нож в чехол на поясе и зевнул. Он стоял посреди комнаты в рубашке и бриджах, которые не снимал со вчерашнего дня, его волосы даже по маджакским меркам выглядели всклокоченными. Их разделял целый ярд, но Эгар все равно ощутил, как от парня несет перегаром. – Осторожность не повредит, знаешь ли. В этом гребаном городе даже братьям нельзя доверять. Я не про маджаков из других краев, ребят вроде тебя – с вами всегда все было сложно, да? Я про ишлинаков, кровную, мать ее за ногу, родню.
Эгар скорчил гримасу, которая, как он надеялся, выражала сочувствие. Большей частью он просто старался не вдыхать источаемый Харатом смрад.
– По правде говоря, я ушам своим не поверил, когда услышал.
– Да уж, старик, такие дела. – Харат побрел обратно к койке и плюхнулся на нее так, что заскрипели доски. – Сраный Ихельтет… Прям впивается зубами, ага. Иногда жалею, что узнал об этом месте. Все из-за Алнарха, а ведь я с ним познакомился еще в Ишлин-ичане. Знавал его родню в степи. Ну да, он уже тогда был болтливым придурком, но ему всегда можно было довериться в драке. Я не сомневался, что он защитит братскую спину.
– Мне сказали, он перешел в их веру, – рискнул заметить Эгар. – Правда, что ли?
– Ага, такая вот хрень. – Харат почесал живот сквозь рубашку. – Ну вообще-то мы все перешли – от таких деньжищ не отказываются. Не обратишься – тебя не наймут, и мы такие: и чего, бля? Все равно что жениться на воронакской шлюхе или бабе из другого племени; придется потом делать подношения ихним остромордым ледяным божкам, иначе ее семейка ни за что не взглянет в твою сторону, ага? Здесь та же ерунда. Типа, представление: ты посвящаешь свой клинок служению ихней книжке. Читаешь стишок, нюхаешь благовония, и дело с концом.
– И что пошло не так?
– Да хрен его знает. Мы поссорились несколько месяцев назад из-за рабыни. Маленькая такая штучка из Лиги, с вертлявым задом – ты ведь понимаешь, о чем я, да?
Эгар рассеянно кивнул – перед его внутренним взором заплясал неестественно яркий образ Ишгрим.
Ишлинак устало ухмыльнулся.