Хлеб по водам

— Вот что, Роллинз, — сказал он, протягивая пареньку стакан, — мне не слишком нравится сама идея, что в спасении Ромеро должна участвовать только твоя семья. Возможно, если б у нас было время, мы могли бы собрать немного долларов и здесь, в кампусе, хотя лично мне это кажется сомнительным. Но времени у нас нет. Утром пойдешь со мной в банк и я сниму со счета и дам тебе еще две тысячи долларов. Добавишь к тем десяти. Чисто символический жест, но знаешь, в жизни порой без этого не обойтись. — Стрэнд помнил, что на счету у него лежат три тысячи. Вот и все его сбережения. На такие деньги можно безбедно прожить больше месяца. Стало быть, не будет в этом году подарков на Рождество. Ну и Бог с ними, не важно.

Роллинз задумчиво изучал содержимое стакана.

— Аминь, — сказал он. — А когда вы завтра освободитесь, чтобы пойти в банк?

— Сразу после завтрака.

— А как же занятия?

— Форс-мажорные обстоятельства, — сказал Стрэнд. — Позже объясню все директору.

— Форс… чего?..

— Божье дело, — ответил Стрэнд. — Перевод свободный, каждый трактует по-своему.

— Не хотелось бы, чтобы Ромеро задержался в этой тюрьме хотя бы на одну лишнюю минуту.

— Он и не задержится. Но только одно условие: чтобы о моем вкладе не знала ни одна живая душа. Особенно Ромеро.

Роллинз, хитровато щурясь, взглянул на Стрэнда.

— Причины мне понятны, — сказал он.

Но Стрэнд сомневался, чтобы они были понятны мальчику. Он и сам не мог бы толком объяснить свой поступок.

— Знаешь, — сказал он, — я тут хорошенько подумал и решил, что нам лучше не брать с собой Бэбкока. Вдруг подумает, что здесь что-то не так, или захочет сначала переговорить с твоими родителями…

— Короче, вы хотите сказать, что он мне не поверит, верно? — спросил Роллинз.

— Ну… такая возможность существует. К тому же, думаю, на него давят, требуя оставить Ромеро в тюрьме. Будет лучше, если ты займешься этим сам. Фамилия адвоката Холлинзби. Он наверняка есть в справочнике. Найду его телефон и позвоню прямо с утра, предупрежу о твоем приходе. А если вдруг что-то не заладится, сразу звони мне.

— Да что там может не заладиться… — пробормотал Роллинз и допил виски. — Ладно. Пошел. Пора баиньки. — И он поднялся.

— Да, и еще одно, — сказал Стрэнд и почувствовал, как сжалось у него горло. Он откашлялся и продолжил: — Те письма, которые якобы украли у Ромеро. Тебе о них что-нибудь известно?

— Сам он их мне не читал, мистер Стрэнд, — ответил Роллинз, — а я не просил. Ромеро держал их запертыми в шкатулке. Время от времени вынимал оттуда и перечитывал, и всякий раз на физиономии у него появлялось такое дурацкое выражение… А потом снова убирал обратно и запирал шкатулку на замок.

— И ты не знаешь, от кого они?

— Судя по тому, как он над ними трясся, должно быть, от девушки, — усмехнулся Роллинз. — Уж не телефонные счета там у него хранились, это точно. Нет, он очень их берег. Вы хотите, чтобы я спросил у него, от кого эти письма, да?

— Нет. Это совершенно не важно… Ладно, удачи тебе. И передай от моего имени огромное спасибо всей твоей семье.

— А вот это дело. Это для них очень важно. Знаете, они ведь были вовсе не в восторге, отправляя меня на ночь глядя с такими-то деньжищами!.. Да и вообще с самого начала отец и мать были против, чтобы я ехал учиться сюда на футбольную стипендию. Зато сейчас они оба на стороне Ромеро, и это самое главное. — Он похлопал по оттопыривающемуся карману. — Так все время и тянет убедиться, что денежки здесь, — со смущенной улыбкой добавил он. — Вы уж простите, сэр, что доставил вам столько хлопот. Увидимся утром, сэр.

Стрэнд заметил, что, выходя из квартиры, Роллинз немного пошатывался.

День выдался на редкость длинный. Уже с самого утра Стрэнд чувствовал себя совершенно разбитым. Спал он плохо, ровно в шесть проснулся уже окончательно и позвонил в «Эр Франс». Ему сообщили, что в Париже туман, ни один самолет сегодня еще не приземлялся и что борт из Нью-Йорка посадили в Женеве, где теперь пассажиры и экипаж дожидаются улучшения погодных условий. Тогда Стрэнд стал названивать в авиакомпанию каждые двадцать минут, но ответ был все время один и тот же. Затем вдруг прямо перед завтраком ему сказали, что самолет, которым летела Лесли, почему-то отправили в Ниццу. Такое начало путешествия Стрэнд счел неудачным.

За завтраком Стрэнд предупредил Бэбкока, что вынужден отменить утренние занятия. Причин он не назвал, и Бэбкок лишь как-то странно взглянул на него, а потом подчеркнуто холодным тоном заметил:

— Надеюсь, что в самое ближайшее время мы сможем вернуться к нормальному режиму работы. — С этими словами он резко отвернулся от Стрэнда и вышел.

В город они с Роллинзом пошли пешком. Путь был неблизкий, Стрэнд задыхался под резкими порывами ветра и раза два просил Роллинза остановиться, чтобы немного передохнуть. Роллинз с тревогой смотрел на него, точно опасался, что Стрэнд вдруг упадет там, где стоит.

— У моего отца тоже нелады с сердцем, — сказал он. — Мать только и знает, что ходит следом за ним и твердит, чтобы не надрывался.

— Откуда ты знаешь, что у меня больное сердце? — спросил Стрэнд.