Хлеб с ветчиной

На следующий день я сидел в коридоре на своем железном стуле зеленого цвета и ждал, когда меня вызовут. Напротив меня расположился толстый мужчина. Что-то непонятное происходило с его носом. Он был очень красный, облупившийся, весь влажный, слишком толстый, непомерно длинный и с отвратительными наростами. Наверное, это была реакция на какое-нибудь раздражение. Я старался больше не смотреть на этот взбесившийся нос. Мне не хотелось, чтобы мужчина заметил мой взгляд. Уж я-то представлял себе его переживания. Но внешне, казалось, красноносый чувствовал себя вполне комфортно. Он развалился на своем стуле и дремал.

Его вызвали первым:

— Мистер Слиз?

Мужчина очнулся и слегка подался вперед.

— Слиз? Ричард Слиз? — повторил доктор.

— Да-да, я здесь...

Он поднялся и направился к доктору.

— Ну, как вы себя чувствуете, мистер Слиз?

— Прекрасно... Со мной все в порядке...

Они скрылись в кабинете.

Часом позже вызвали и меня. Я проследовал за доктором в другой кабинет, который был больше, чем тот, в котором меня осматривали первый раз. Мне сказали раздеться и сесть на стол. Доктор осмотрел меня.

— Да, действительно, случай исключительный. Что скажешь?

— Ага.

Он сжал фурункул на моей спине.

— Так больно?

— Ага.

— Ну, что ж... Сейчас мы попробуем одну процедуру.

Я услышал, как он включил свое оборудование. Машина зажужжала. Завоняло разогретой мазью.

— Готов? — спросил доктор.

— Ага.

Он вонзил электрическую иглу мне в спину и принялся сверлить. Боль была нестерпимой. Ею заполнилась вся комната. Я чувствовал, как кровь побежала по моей спине. Наконец он вынул иглу.

— Так, теперь следующий, — оповестил доктор и ввел иглу в фурункул.

Когда доктор бурил третий фурункул, в кабинет вошли двое мужчин и стали наблюдать за ходом процедуры. Вероятно, они тоже были доктора. Игла вновь вошла в меня.

— Я еще не видел, чтобы так вели себя под иглой, — сказал один другому.

— Ни единого звука! — отозвался второй.

— Почему бы вам, ребята, не пойти и не пощипать сестрицам задницы? — задал я им вопрос.

— Послушай, сынок, ты не смеешь разговаривать с нами в таком тоне!

Но игла снова вторглась в мое тело, и я ничего не ответил.

— Вероятно, мальчик очень ожесточился...

— Да, конечно, так оно и есть...

И они удалились.

— Они настоящие профессионалы, — сказал мне доктор. — Зря ты их оскорбил.

— Сверлите дальше, — предложил я.

Док принял мое предложение. Игла была уже очень горячей, но он не останавливался. Высверлив все гнойники у меня на спине, он перекинулся на грудь, потом обработал шею и под конец лицо. Я был весь в крови.

Вошла сестра и получила инструкции:

— Так, мисс Аккерман, эти пустулы нужно тщательно дренировать. Будет идти кровь, не обращайте внимания, продолжайте отжим. Нужен основательнейший дренаж.

— Хорошо, мистер Грунди.

— После этого проведете ультрафиолетовое облучение, по две минуты на каждую сторону...

— Хорошо, мистер Грунди.

Я прошел за мисс Аккерман в следующий кабинет. Там она снова уложила меня на стол, взяла салфетку и сжала первую пустулу.

— Больно?

— Нормально.

— Бедняжка...

— Не беспокойтесь. Мне и так неудобно, что вам приходится возиться с этим.

— Ах ты, бедняжка...

Это был первый человек, который проявил ко мне неподдельное сочувствие. Странные ощущения. Мисс Аккерман — маленькая, толстенькая медсестра лет тридцати.

— Ты ходишь в школу? — спросила она.

— Нет, меня освободили.

Мисс Аккерман делала свое дело и развлекала меня разговором.

— И чем ты занимаешь весь день?

— Лежу в кровати.

— Это ужасно.

— Нет, это прекрасно. Мне нравится.

— Так не очень больно?

— Да все нормально. Продолжайте.

— И что же прекрасного в твоем лежании весь день напролет?

— Я могу ни с кем не видеться.

— И тебе нравится это?

— О, да.

— Ну, и что дальше?

— Иногда я слушаю радио.

— А что ты слушаешь?

— Музыку. Разговоры людей.

— А о девочках ты думаешь?

— Конечно. Но это бессмысленно.

— Нет, ты не должен так думать.

— Мне больше нравится слушать пролетающие аэропланы. Они появляются каждый день в одно и то же время. Я точно засек время каждого. Ну, скажем, я знаю, что один из них пролетит в 11:15. В 11:10 я начинаю вслушиваться. Я пытаюсь ухватить самый первый звук. Иногда мне кажется, что я слышу его, иногда я не вполне уверен, но со временем я начинаю отчетливо слышать его еще задолго до назначенного времени. Я слышу, как звук нарастает, и в 11:15, когда аэроплан пролетает над самой головой, звук достигает своего пика.

— Ты занимаешься этим каждый день?

— Нет, только когда мне надо идти в больницу.

— Перевернись, — попросила мисс Аккерман.

Я перевернулся. И тут в соседнем кабинете закричал мужчина. Беспокойное соседство. Он орал во всю мощь.

— Что это такое с ним делают? — спросил я.

— Моют.

— И из-за этого он так вопит?

— Да.

— У меня более тяжелый случай, чем у него, — похвастался я.

— Нет, у тебя нет.