Хлеб с ветчиной

Ну, хорошо, Бог, говорят, что Ты действительно существуешь где-то там на небесах. Ты поставил меня в эти невыносимые обстоятельства. Ты хочешь испытать меня. А не испытать ли мне Тебя? Что если я скажу, что Тебя нет? Ты послал мне испытание крайней сложности с моими родителями и в придачу еще эти прыщи. Я думаю, что пройду Твое испытание. Я круче Тебя. И если Ты спустишься ко мне сюда прямо сейчас, я плюну Тебе в лицо, если оно у Тебя есть. Кстати, Ты срешь? Священник никогда не отвечал на этот вопрос. Он твердил нам, чтобы мы не сомневались. Не сомневались в чем? Я думаю, что Ты слишком много взваливал на меня, и теперь я прошу Тебя спуститься ко мне сюда, чтобы я мог испытать тебя!

Я замер — ничего. Я ждал Бога. Ждал, ждал и, судя по всему, уснул.

Раньше мне было больно спать на спине, но когда я проснулся, то оказалось, что я лежу на спине, и это меня удивило. Ноги были согнуты в коленях и возвышались передо мной, как гора. Я посмотрел на эту гору и увидел два глаза, уставившихся на меня. Только глаза эти были темные, хмурые и пустые... Они смотрели на меня из-под капюшона, черного капюшона с остроконечной макушкой, как у ку-клукс-клановца. Глаза продолжали таращиться на меня — темные и пустые, и я ничего не мог поделать с этим. Они повергли меня в ужас. Я думал — это Бог, но невозможно было себе представить, что у Бога такой взгляд.

Я не смог его пересмотреть. Я даже шевельнуться был не в состоянии. А глаза все смотрели на меня поверх горы из моих ног, укутанных покрывалом. Я хотел убежать. Я жаждал, чтобы эти глаза исчезли: могущественные, зловещие и грозные.

Но они протаращились на меня битый час.

Наконец исчезли.

Оставаясь в постели, я размышлял над увиденным.

Нет, не мог я поверить, что передо мной был Бог. В такой-то одежде? Нет, это, скорее всего, был дешевый трюк.

Конечно же, это была галлюцинация.

Я ломал голову над этим явлением минут десять-пятнадцать, потом встал и полез за маленькой коричневой коробочкой, которую дала мне бабушка много лет назад. Внутри этой коробочки находились малюсенькие бумажные свиточки с цитатами из Библии. Каждый свиток содержался в отдельной ячейке. Нужно было задать вопрос, затем вытянуть какой-нибудь свиток, и в нем будет ответ. Как-то уже я обращался к этой коробочке и понял, что это бесполезно, но теперь решил попробовать заново.

— Что все это значит? — спросил я коричневую коробочку. — Что это были за глаза?

Затем я достал свиток и развернул его. Это был крошечный кусок плотной бумаги.

«БОГ ОСТАВИЛ ТЕБЯ», — прочитал я, быстро свернул лоскуток и сунул его обратно в ячейку.

Я не поверил ему. Вернувшись в кровать, я вновь впал в размышления. Нет, слишком уж это было просто, слишком прямолинейно. Мне не верилось. Я подумывал над тем, чтобы подрочить, возможно, это вернуло бы меня к действительности. Я все еще находился в неверии. Наконец я не выдержал, встал, снова взял коробочку и принялся разворачивать свиток за свитком. Я искал тот, на котором было написано: «БОГ ОСТАВИЛ ТЕБЯ». Я развернул все свитки, но ни на одном из них не было такой надписи. Я перечитал их все заново — ничего подобного. Тогда я свернул их все обратно, аккуратно разложил по своим ячейкам и закрыл коричневую коробочку.

Тем временем болезнь прогрессировала. Я продолжал ездить в лос-анджелесскую окружную больницу на трамвае № 7 и постепенно влюблялся в мисс Аккерман, процедурную сестру, которая давила мои прыщи. Несмотря на отвратительную смесь из крови и гноя, с которой ей приходилось иметь дело, она всегда была мила и добра ко мне. Ей было и невдомек, что с каждый приступом боли во мне укреплялись решимость и отвага. В моей любви к ней не было сексуального оттенка. Я просто хотел, чтобы она укутала меня в свою накрахмаленную чистоту, и мы исчезли бы из этого мира навсегда. Но мисс Аккерман никогда не пошла бы на это. Уж слишком она была реальна. Ее волновало лишь то, запомнил ли я дату моей следующей процедуры.

33

Аппарат ультрафиолетовой терапии щелкнул и отключился. Я уже облучился с двух сторон, поэтому снял очки и стал одеваться. Вошла мисс Аккерман.

— Еще не все, — остановила она меня, — оставь свою одежду.

«Что это она собралась со мной проделать», — подумал я.

— Присядь на край стола.

Я сел, и она принялась натирать мое лицо густой маслянистой мазью.

— Доктора прописали новую процедуру. Придется забинтовать тебе лицо, для эффективности.

— Мисс Аккерман, а что же все-таки случилось с тем мужиком, у которого здоровенный нос? Он у него так и продолжает расти?

— Мистер Слиз, что ли?

— Ну, мужик с громадным носом.

— Его звали мистер Слиз.

— Я не вижу его больше. Он что, вылечился?

— Он умер.

— Что, из-за носа?

— Самоубийство, — ответила мисс Аккерман, продолжая втирать мазь.

Из соседней палаты послышался мужской крик: «Джой, где ты? Джой, ты же сказала, что вернешься! Куда ты девалась, Джой?»

Голос был громкий, пропитанный печалью и отчаянием.

— Каждый день после полудня он начинает кричать, — прокомментировала мисс Аккерман, — а Джой все не идет.

— Ему нельзя помочь?