Хлеб великанов

– Боже мой, Вернон, я никогда не думал, что смогу тебя возненавидеть…

– Я хочу работать, – повторил Вернон.

Себастьян круто повернулся и вышел из комнаты.

4

Вернон сидел неподвижно.

Джейн…

Как ужасно так по ком-то тосковать…

Да, он всегда любил ее. С самой первой встречи он не мог о ней не думать. Его влекла к Джейн какая-то непреодолимая сила…

Как глупо было всегда бояться реальности, бояться сильных эмоций!..

Джейн всегда это знала – и не могла ему помочь. Как она говорила – «разделены во времени»? В тот вечер на приеме у Себастьяна, когда она пела:

Мне фею в лесу повстречать довелось,
С руками как гипс, с океаном волос…

Океан волос… Странно, что она тогда пела – именно это. И статуя утопленницы – это тоже странно…

Что еще пела Джейн в тот вечер?

J’ai perdu mon amie – elle est morte.
Tout s’en va cette fois pour jamais,
Pour jamais, pour toujours elle emporte
Le dernier des amours que j’aimais…

Он лишился Эбботс-Пуиссантс, лишился Нелл…

Но Джейн действительно навсегда унесла его «последнее чувство».

Ибо до конца жизни он сможет видеть перед собой только одну женщину – Джейн.

Он любил Джейн, но пренебрегал ею, мучил ее и в конце концов пожертвовал зеленому беспощадному морю…

Статуя в музее Южного Кенсингтона…

Лучше об этом не думать…

Нет, теперь он должен думать обо всем… На сей раз ему не убежать…

Джейн… Джейн… Джейн…

Она так нужна ему, но больше он никогда ее не увидит…

Теперь он потерял все…

Дни, месяцы, годы, проведенные в России, прошли зря…

Как глупо – жить рядом с Джейн, держать ее тело в своих объятиях и все время бояться собственной страсти к ней…

Давний страх перед Чудовищем…

И внезапно при мысли о Чудовище Вернон понял, что наконец вступил в права наследства…

5

Все было как в тот день, когда он вернулся с – концерта в «Титанике». То же самое видение. Тогда он назвал это «видением», так как это казалось – чем-то большим, чем звук. Он видел и слышал одновременно все звуковые изгибы и спирали – поднимающиеся, опускающиеся, вращающиеся…

Но теперь он обладал профессиональными знаниями…

Схватив лист бумаги, Вернон стал покрывать его иероглифами, похожими на стенографию. Впереди были годы работы, но он знал, что видение никогда не повторится с такой четкостью и свежестью…

Это должно быть именно так – полный вес металла, все медные духовые инструменты в мире…

И новые звуки – чистый, ясный звон стекла…

Вернон был счастлив.

Прошел час, потом другой…

На какое-то мгновение Вернон пришел в себя и вспомнил о Джейн.

Ему стало стыдно. Неужели он не может оплакивать ее даже один вечер? Было что-то жестокое и бессердечное в том, как он использовал свое горе, трансформируя его в звуки…

Вот что значит быть творцом – используешь абсолютно все…

А люди вроде Джейн становятся жертвами…

Вернон разрывался между страданием и безумной радостью.

«Возможно, – думал он, – то же самое испытывают женщины во время родов».

Вскоре Вернон снова склонился над листами бумаги, покрывая их значками и бросая на пол один за другим.

Он не слышал, как открылась дверь, не слышал шороха женского платья и поднял взгляд, только когда тихий голос робко произнес:

– Вернон…

С усилием ему удалось согнать с лица отсутствующее выражение.

– Привет, Нелл.

Она стояла, судорожно стиснув руки. Ее лицо было бледным и опустошенным.

– Вернон… я узнала, где ты… и пришла…

Он кивнул:

– Ну, ты пришла?

Гобои?.. Нет, у них слишком мягкий тембр – звучание должно быть резким и терпким. Но всплески арф необходимы – вода, как источник силы…

Нелл снова заговорила, и ему пришлось слушать.

– Вернон, после того как ты спас меня от смерти, я поняла… Имеет значение только любовь. Я всегда любила тебя и возвращаюсь к тебе – навсегда.

– О! – тупо откликнулся он.

Она шагнула ближе, протягивая к нему руки.

Вернон смотрел на нее словно издалека. Право же, Нелл удивительно хороша собой. Он понимал, почему влюбился в нее. И со всей отчетливостью понимал, почему теперь он не испытывает к ней ни малейшего чувства. Ему хотелось, чтобы она ушла и не мешала работать. Как насчет тромбонов? Пожалуй, они здесь уместны…

– Вернон! – В голосе Нелл послышался испуг. – Ты больше меня не любишь?

Лучше всего быть откровенным.

– Мне очень жаль, но боюсь, что нет, – с формальной вежливостью ответил он. – Понимаешь, я люблю Джейн.

– Ты сердишься на меня из-за той лжи… насчет ребенка…

– Какой лжи? Какого ребенка?

– Разве ты не помнишь? Я сказала, что жду ребенка, так вот – это была неправда… О, Вернон, прости меня!..

– Все в порядке, Нелл. Не волнуйся. Я уверен, что все к лучшему. Джордж отличный парень, и ты с ним по-настоящему счастлива. А теперь, ради бога, уходи. Не хочу быть грубым, но я ужасно занят. Все исчезнет, если сейчас это не запишу…

Нелл уставилась на него, потом медленно двинулась к двери, остановилась, повернулась и снова протянула к нему руки:

– Вернон!..

Это был последний крик отчаяния.